Искусство всегда вызывало благоговейный трепет, заставляя часами рассматривать творения древних художников, восхищаясь мастерству, с которым исполнена каждая линия, каждый штрих, каждая деталь. Эстер питала надежду, что и её собственные, выстраданные бессонными ночами работы когда-то будут пробуждать те же восхищение и уважение.
Мысли… Эти голодные гарпии, которые отрывают куски от сердца… Они кружили вокруг и ждали своего часа. Их не остановишь магией, не поразишь мечом, не убьёшь.
Рука брата легла ей на плечо, и Голандора зарыдала так сильно, что ему стало не по себе. Он видел её плачущей и раньше, но это было в далёком детстве, и он не воспринимал всерьёз её слёзы — ведь Голандора могла заплакать из-за любой глупости. Но сейчас, когда горе сломало её, он не знал, как утешить её и что сказать, чтобы ей стало легче. Потому что легче не станет.
Можно прятать правду сколько угодно, скрыть её под драгоценными камнями или замазать грязью, но она всё равно однажды выйдет наружу. Рано или поздно.
Как странно иногда бывает — смотришь на человека, и он кажется тебе таким знакомым и родным, будто бы он твой близкий друг или даже твой ребёнок.
— Я всегда сравнивал с себя с плоским камушком, — во время очередной беседы изрёк он, улыбаясь как-то по-особенному. — С тем, что пускают по воде, чтобы тот весело подпрыгивал. Я всегда отчаянно боролся с рекой, прыгая по ней, лишь бы не упасть. Но я всё равно утонул однажды. Мы все утонем, как бы ни сопротивлялись…
— Нет. Надо бороться, чтобы не утонуть… Иначе проиграешь, — возразила она.
— Иногда стоит отвлечься от вечной борьбы. Зачем сопротивляться океану? Разве не приятно погрузиться в его глубины и открыть для себя волшебство подводного мира?
Рассказывая о своём прошлом, так тесно связанном с её семьёй, Мирр, Тая и Хьюз невольно обнажали свои души. Теперь она понимала, что мучительные, тягостные воспоминания довлели над ними, словно небосвод над плечами Атланта, — это груз, от которого невозможно избавиться, как бы ни хотелось…
Люди верят, что Вселенная наблюдает за всем, что когда-либо происходило, что ей не безразлично, какой выбор мы сделаем. Но Хьюз был уверен в ином. Всемогущая, без конца и без края, Вселенная всегда занята делами, которые невообразимо важнее человеческих судеб. Вселенной некогда давать подсказки. А то, что люди считают знаками, — не более, чем их собственные домыслы. Нескончаемые циклы перерождений, вечное созидание и вечное разрушение — вот, что занимает Вселенную. Хьюз мало интересовался вопросами о значении происходящего. Да, может, смысл и есть, но его никому не дано постичь.
Он больше не верил, что поступки Голандоры — следствие волеизъявления свыше. Нет, это её решение, самостоятельное и осознанное. Возможно, если бы он всё ещё думал, что Вселенная пристально наблюдает за людьми, за каждым их мелким шагом, за каждой упавшей с головы волосинкой, за каждым словом или даже звуком, ему было бы легче смириться, что Дори предала его. Но Хьюз теперь смотрел реальности прямо в глаза и видел, сколько же в её лице несовершенства.
Пустота, бескрайняя и безжалостная. Она появилась давно. И её ничем нельзя было заполнить — ни любовью, ни властью, ни даже ненавистью. Непроглядная тьма вытаскивала наружу все страхи, всю боль, все воспоминания, которые она так упорно прятала. Мрак не спрашивал разрешения. Когда ты совсем один и предоставлен только самому себе, окружённый кромешной тьмой, мысли, словно мошкара, жужжат в голове. Ты пытаешься понять, что сделал не так и в какой момент жизни повернул не туда.
И вот, дни минувшего счастья, лежат у неё на ладонях. Кажется, они вот-вот оживут, такие же яркие, как лучи светила, проникающие в окно. Но Тая понимала, насколько эта иллюзия обманчива. Счастье, подобно пёрышку птицы, случайно упавшему в руки, ускользнуло так быстро, что она и не заметила, как вдруг наступило горькое одиночество. Ещё несколько мгновений назад оно казалось незыблемым, и вот сейчас превратилось в пепел минувших дней.