Наталья Старосельская. Людмила Чурсина

Наше общество больно. В нем есть недосягаемая элита, есть очень тоненькая прослойка, которую даже не назвать средним классом, — скорее, это люди, которые пытаются им быть, и есть те, кто просто выживает. Конечно, говорят, что гусь свинье не товарищ, но все-таки в каждом есть стремление быть счастливым, быть здоровым, есть желание, чтобы его понимали, слышали, слушали.

Мне кажется, кинематограф нельзя рассматривать отдельно от жизни всего общества. Каково оно — таков и кинематограф.

В этом сериале никого не терзают, не убивают, на экране не льется кровь, и это уже хорошо.

Сцена обладает каким-то удивительным свойством возрождать силы.

Существуют разные категории души.

Все в мире, в искусстве, в культуре нерасторжимо связано с эпохой создания и тесно переплетается с ней, но и контекст дня нынешнего, обусловленного прошлым, порой значительно острее, чем мы привыкли это воспринимать на первый беглый взгляд.

Не рассуждай, не хлопочи!
Безумство ищет, глупость судит,
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему, то будет.
Живя, умей все пережить.

Настает пора, когда необходимо остановиться, оглянуться.

Мы — дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рждает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно — океан энергии, красоты и пьянящей душу радости.

Я не за разрушение, я за созидание. Наверное, это вообще тенденция нового поколения — скорее разрушать, чем созидать.

С годами все больше понимаешь, насколько мы несовершенны, насколько важно прощение. И понимание. Потому что все наши беды происходят из-за того, что мы друг друга не понимаем. Мы чего-то хотим друг от друга, советы раздаем ведрами, а сами воспринимаеи их каплями.

Мне кажется, что театр никогда не был агрессивен. Он никогда не воспитывал в человеке агрессивные чувства. В отличие от некоторых современных спектаклей. Кинематограф мог быть агрессивным, театр — нет.