Когда мы молоды и красивы, мы бываем очень жестокими.

Представители рода человеческого, за редкими исключениями, любят поговорить; вопрос лишь в том, как вызвать их на откровенность.

Иные люди считают, что ты должен их от пуль заслонять, а сами имя твое запомнить не утруждаются.

В этой стране пресса — подонок на подонке. Обо всех судят по себе.

Ложь связана с отсутствием смелости сказать правду.

Видите ли, родные и близкие самоубийц часто терзаются угрызениями совести. Они считают – пусть даже безосновательно, — будто не сделали всего, что в их силах, чтобы не допустить трагедии. А вердикт «убийство» мог бы избавить родственников от всяких угрызений, правда?

Умереть — это всё равно, что уйти с вечеринки, а потому не стоит горевать, если свалить придется пораньше.

Самоубийцы, как подсказывал опыт, ловко симулируют интерес к будущему, в котором не видят для себя места. У этой Лэндри золотисто-розовое утро вполне могло смениться мрачным, безнадежным днем, не говоря уже о половине роковой ночи.

Служба год за годом исподволь меняет твою личность; подгоняет тебя под общую мерку, чтобы легче плылось по волнам армейской жизни.

Так не бывает, чтобы и капитал приобрести, и невинность соблюсти.

По опыту Страйк знал: «чайники» всегда ищут, у кого был мотив, а профессионал в первую очередь прикидывает, у кого была удобная возможность.

В среду зарядил дождь. Лондонское ненастье, промозглое и серое, обнажало бесстрастный лик старинного города: бледные фигуры под черными зонтами, неистребимый запах сырой одежды, мерный стук ночных струй в оконное стекло.

... солидное постоянство старых зданий, смягченное огнями фонарей, внушает поразительную уверенность.

При всякой превратности фортуны самое тяжкое несчастье в том, что ты был счастлив.