Валерий Головской. Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

После его ухода я проплакала всю ночь, не из-за того, что он сказал, а из-за того, что я должна была сделать. Я должна была уйти от него.
И в тот момент, когда эта мысль оформилась в моей голове, я поняла, что давно это знала. Вот почему я была так печальна, в таком отчаянии. Вот почему я изо всех сил старалась прихорашиваться для него, так цеплялась за него, как безумная. Потому что я знала, что все идет к концу.

Когда я лежала на самом дне, любовь ударила меня наотмашь, подбросила в воздух и поставила на ноги, и я заново увидела мир так, словно только что родилась...

Через несколько недель он понял, что я его люблю. Я ничего не говорила, но разве нужно было что-то говорить. Когда я была с ним, я запиналась, мой рот был приоткрыт, а сердце ныло так сильно, что мне все время хотелось плакать. Если его рука случайно задевала мою, колени у меня подгибались.

Жизнь не окрашена одной только черной краской — во всяком случае до сих пор было не так. На самом деле — так никогда не бывает. Когда ты молода и здорова, ты можешь в понедельник думать о самоубийстве, а в среду снова веселиться...

Когда начинались неприятности, у меня был только один способ защиты — молчать...

Я никогда не жила по-настоящему, и меня никогда не любили...

Красивые жены обожают своих невзрачных мужей, а красавцы мужья обожествляют своих ничем не примечательных жен...

Что было гораздо хуже, так это одиночество. Когда ты молод и здоров, одиночество представляется более серьезной проблемой, чем оно есть на самом деле...

описывает личность Мэрилин Монро:
— По утрам она любила шататься по квартире нагишом. Она вставала часов в 11 — в полдень. Ей нужно было не меньше часа, чтобы вымыться. Потом — все еще совершенно голая, двигаясь словно в полусне — Мэрилин перемещалась на кухню, где готовила себе завтрак. Ела она всегда одно и то же: апельсиновый сок, холодную овсяную кашу с молоком и два яйца. она никогда не пила чай или кофе. Когда Мэрилин стала знаменитой, на съемках ей полагался вагончик со спальней, гримерной, гардеробной и туалетом; она и тогда совершенно не заботилась о приличиях — ходила голой по вагончику, окруженная массажистами, парикмахершами, гримершами, костюмершами... Состояние обнаженности, казалось, умиротворяло ее, оказывало но нее своего рода гипнотическое воздействие. Если вдруг она проходила мимо зеркала и взглядывала на себя, она застывала, ее губы раскрывались, и полуприкрытые веками глаза не могли оторваться от собственного изображения. Она словно впитывала себя. Она напоминала тогда кошку, которую чешут за ушами...

Я уже поняла, что лучший способ держаться подальше от неприятностей — никогда не жаловаться и ничего не просить...

Если ты неудачница в Голливуде — это все равно что подыхать от голода на пороге банкетного зала, где запах телятины сводит тебя с ума...

Он не любил меня. Мужчина не может любить женщину, которую он почти презирает, которую стыдится.

Он: — Что для тебя самое важное в жизни?
Она: — Ты!
Он: — После того, как я исчезну.
Она начинает рыдать.
Он: — Ты плачешь без всякого повода. Это потому, что твой ум плохо развит. А если сравнить с твоей грудью, то он просто в эмбриональном состоянии...