Velvetoscar. Young and beautiful

— Ты очень... уверен в себе, — ухмыльнулся Луи, непроизвольно поднимая брови.
— А почему я не должен быть уверен? — широко улыбнулся.

И правда, почему нет.

Слушай внимательней, когда я займусь этим делом, встану на их место, я ни за что не позволю играть с собой в эти игры. Не позволю тратить свое время на это — жизнь слишком короткая. И я ненавижу нечестность и трусость.

— Где твои манеры, Луи Томлинсон?
— Мне не нужны манеры. Я говорю, что думаю, и думаю, что говорю. И мне плевать, что подумают другие. Попробуй жить так же, вдруг понравится.

Полдень — это рано. Любое время суток с солнцем на небе — рано.

Независимо от того, кем Луи станет, он определенно не должен упускать эту возможность. Даже если он не особо уверен, как. Или с чего начать. Или куда это приведет. Или к чему он хочет это привести.

— Мне нравится, что у тебя нет никаких границ. Говоришь, что хочешь и кому хочешь. Это круто, — спокойно произносит он, заставляя Луи улыбнуться.
— Иногда у меня из-за этого проблемы.

Ты наблюдаешь, как люди любят тебя и никого не любишь в ответ.

За первое придется нести ответственность, а второе — безрассудно. Луи всегда считал, что безрассудство — его второе я.

Я не люблю, когда люди говорят, что мне что-то понравится, мне нужно решить самому. Более того, — добавляет Луи, — теперь я намеренно его не люблю.

Но почему никто не видит? Почему никто не замечает поверхностное поведение, фальшивую детскую невинность, холодность и его нервирующую способность превращать безэмоциональность в широчайшую улыбку за миллисекунду?

Шампанское — это напиток Дьявола. Оно вкусное, оно веселит и любит тебя, и если Дьявола спросят, что он любит пить, он даст вам бутылку шампанского.

Теперь все, о чем он думает — это завтрашний день.

— Я заметил, что ты фанат страшных птичьих клеток, — говорит Луи.
— Они не мои. Я их ненавижу.
— Что? Почему?
— Я люблю свободу.

— Ох, а ты значит не скучный?
— Я много кто, Луи Томлинсон, — отвечает Гарри, — кто угодно, но уж точно не скучный.

— В лучах солнца они смотрелись бы лучше, — говорит Луи. — Сейчас слишком темно. Они выглядят тусклыми.

— Нет. Сумрак делает их особенными.

— Едва ли. Сумрак делает их слабее. Вот если бы они стояли здесь, открытые, освещаемые солнцем, тогда я бы начал их уважать. Солнце выйдет, я тут как тут.

Задумчивое выражение лица Гарри превращается в раздраженное.

— Яркое солнце раздевает их и не оставляет ничего интересного. Они на обозрении. Для воображения ниичего не остается. Они скучные.

— Не скучные. Храбрые. Им нечего скрывать. Мне нравятся красивые солнечные цветы, способные показать все свои лепестки. — Луи понятия не имеет о чем говорит, почему они вообще о таком разговаривают, но Гарри смотрит на него так, будто понимает и обдумывает его слова, поэтому Луи не извиняется за чушь, которую он сказал, и смотрит на лилово-голубое небо, замечает появляющиеся дорожки звезд.

И когда наступит 'чересчур'? Где находится граница...?