Ваша манера выражаться мне тоже нравится – лаконичная и дегенеративная.

Я не злюсь. У меня склонность переживать все внутри, и я не умею давать выход гневу. Такой у меня недостаток. Вместо этого я отращиваю опухоль.

Я развелся, потому что моя жена бросила меня ради другой женщины. <…> Но я воспринял это довольно стойко – я попытался задавить их обеих машиной.

Мой психоаналитик предостерегал меня, но ты была так красива, что я сменил психоаналитика.

Наверное, что-то со мной не так, раз ни одна моя связь с женщиной не длилась дольше, чем у Гитлера с Евой Браун.

Язвительная статья в журнале — это хорошо, но кирпичи и биты гораздо доходчивее.

Они сидят перед телевизорами, и гамма-лучи съедают клетки их серого вещества.

Не могу поверить, что ты сделал это за моей спиной. Тебе следовало позвонить мне, спросить разрешения, я бы проявил понимание. Я бы, конечно, сказал «нет», но ты бы чувствовал себя порядочным человеком.

Секунд тридцать я чувствовал себя героем, а потом понял, что просто безработный.

Я не верю во внебрачные отношения. Я думаю, люди должны сходиться на всю жизнь, как голуби или католики.

В вас есть что-то от вечной неудачницы.

Хорошо он над тобой потрудился. Самооценка у тебя ниже, чем у Кафки.

— Две матери – это идеальный вариант.
— Да что вы, мне всегда казалось, что и одну выдержат немногие.

Не смотри на меня этим большими глазами. Ты похожа на босых боливийских детишек, которым нужны приёмные родители.

Несколько лет назад я написал книжку, посвященную моей матери. Она называлась «Кастрирующая сионистка».

— Я был на Второй Мировой войне, я сидел в окопах.
— Да уж. Тебе было 8 лет!
— Правильно, я не попал в окопы. Я застрял на полпути. Это еще тяжелее.