Я слишком счастлив; и всё-таки я счастлив недостаточно.
Ты знаешь не хуже, чем я, что на каждую думу, отданную Линтону, она тысячу дум отдает мне.
Ты говоришь, она часто мечется, тревожно озирается: разве это признаки спокойствия? Ты толкуешь, что она повредилась умом. Как ей было не повредиться, чёрт возьми, в её страшном одиночестве?
Тиран топчет своих рабов, и они не восстают против него: они норовят раздавить тех, кто у них под пятой.
Как моря не вместить в отпечаток конского копыта, так её чувство не может принадлежать безраздельно Линтону.
Никому не позволю причинять мне беспокойство, когда в моей власти помешать тому.
Если вам некуда девать поцелуи, подарите их Линтону: дарить их мне — значит тратить впустую.
Я чувствовал её рядом... Я почти видел её — и все-таки не видел! Верно, кровавый пот проступил у меня от тоски и томления... от жаркой моей мольбы дать мне взглянуть на неё хоть раз! Не захотела! Обернулась тем же дьяволом, каким она часто являлась мне. И с той поры я всегда — то в большей, то в меньшей мере — терплю эту невыносимую, адскую муку.
Тише, моя дорогая! Я остаюсь. Если он пристрелит меня на месте, я умру, благословляя своего убийцу.