— С вами был брат. Генри Франкенштейн — он был с вами в ту ночь. Он был старше или младше вас?
— Старше.
— И вы его обожали. И, скорее всего, это была ваша идея выйти погулять в снегу. И он уберег вас. Он умер, а вы остались живы. Разве не в этом все дело, Виктор? Вам хочется избавить других от боли, которую вы испытали сами.
— Нет. Нет, мои цели гораздо важнее. Не понимаешь? На мой взгляд, в ту ночь брата лишил жизни я. И я должен восстановить равновесие. Теперь я должен сотворить жизнь.
— Виктор, так этого не сделать. Так будет все больше и больше, и больше боли. И на каком бы этапе вы не находились — это не для вас. Вы хороший человек, Виктор.

— Осмелюсь заявить, что мы с Игорем стоим на пороге создания жизни и смерти.
— Мне ваши мысли внушают некую тревогу.
— Ммм, мы суеверны, да?
— Нет. Просто я за естественный порядок вещей.
— А ты, что молчишь, Игорь?
— Прежде, я согласился бы с тобой. Посмотри, двадцать лет назад эти электрические лампы сочли бы волшебными. Твои травмы в цирке были бы смертельными. Каждый день наука и техника меняет наш образ жизни. Я тому пример.
— И это не оспорить!
— Смерть — другое дело.

— Та тварь, в колледже, Игорь, ее глаза были совершенно пусты. Есть разница между использованием приборов для возвращения к жизни и созданием того, что вообще не должно существовать. Виктор это должен понять.
— Я не собирался покидать цирк, я думал, что пробуду там до конца дней, а Виктор дал мне совсем другую жизнь и просил лишь одно — поверить в него.
— Я понимаю это, Игорь, но хочу сказать: не позволяй больше никому собой помыкать. Виктор называет тебя другом, но если ты думаешь, что он на ложном пути, то об этом нужно сказать.