Кнехт – цитаты персонажа

Узнал он, однако, и то, что человек пытливый, духовный не смеет терять любовь, что желаниям и глупостям людей надо идти навстречу, но нельзя покоряться, что от мудреца до шарлатана, от жреца до фигляра, от братской помощи до паразитической выгоды всего один шаг.

Для молодежи великие люди — это изюминка в пироге мировой истории, да они и неотъемлемы, конечно, от самой ее сущности, и совсем не так просто и не так легко, как кажется, отличить действительно великих от мнимовеликих.

Учусь я здесь многому, бесконечно многому, но здесь это не увеличивает ни моей уверенности в себе, ни моей профессиональной опытности, а расширяет круг моих проблем.

Мы любим науки, каждый свою и все же знаем, что преданность науке не всегда защищает человека от своекорыстия, порочности и суетности, история полна примеров тому, фигура доктора Фауста есть литературная популяризация этой опасности.

У нас есть медитация, усложненная йога, с помощью которой мы стараемся одолеть зверя в себе и таящегося в каждой науке дьявола.

Бывали на свете правители, которые всю жизнь мучились несчастной любовью к своим подданным. Сердце влекло их к крестьянам, пастухам, ремесленникам, школьным учителям и школьникам, но им редко доводилось видеть кого-либо из них, они всегда были окружены своими министрами и офицерами, те стояли между ними и народом, словно стена.

Они так прекрасны, что, пожалуй, нельзя глядеть на них без страха за них.

Участвовать в духовном творчестве не так-то просто, как многие думают. Все, что мы называем творением духа, или произведением искусства, или объективизацией духа, — это итоги, конечные результаты борьбы за очищение и освобождение, это выходы из времени в безвременность, и в большинстве случаев произведения эти совершеннее всего тогда, когда по ним нельзя догадаться о предшествующих им бореньях и муках.

Поразительно: с ужасом и стыдом глядя на на жестокую игру мировой истории, на вечно вертящееся колесо мировой алчности и страданий, увидев и поняв бренность сущего и жестокость человека и в то же время его глубокую тоску по чистоте и гармонии, этот, как ни один, может быть другой, умный и способный страдать народ нашел для всей красоты и всего трагизма мира эти великолепные притчи — о старении и гибели всего сущего, о могучем Шиве, растаптывающем в пляске пришедший в упадок мир, и улыбчивом Вишну, который лежит в дремоте и из своих золотых божественных снов сотворяет, играя, мир заново.

Все можно понять, если как следует разглядеть.

Человек, корпящий на чердаке над сложной ученой работой, вдруг замечает, что дом внизу загорелся. Он не станет размышлять, его ли это обязанность и не лучше ли привести в порядок свои таблицы, а бросится вниз и попытается спасти дом.

Власть, будь то монархическая или анонимная, всегда была готова поддерживать своим покровительством и всякими привилегиями возникавшую аристократию, будь то аристократия политическая или любая другая — по происхождению или по отбору и воспитанию.

Не думая, что людям когда-либо удастся искусственно вырастить таких аристократов крови, чтобы они одновременно были аристократами духа.

В торговле, политике и мало ли где еще оказывается порой заслугой и гениальным решением выдать черное за белое.

Чем образованнее человек, чем больше привилегии, которыми он пользовался, тем больше должны быть в час беды жертвы, которые он приносит.

Трус тот, кто увиливает от трудов, жертв и опасностей, выпавших на долю его народа.