Саша Савельев – цитаты персонажа

По мнению бабушки, я мог выскользнуть из-под ремней и улететь к какой-то матери. К какой, я не понял, но не к своей — это точно.

Рядом со мной, и утром, и перед сном, была жизнь, а счастья можно было только дождаться, прикоснуться к нему на несколько минут и снова будто пренебрегать им, как только грохнет захлопнутая за его спиной дверь.

Счастье не могло стать жизнью. И жизнь никогда не позволила бы счастью заводить свои правила.

Хотелось обнять её и прижаться изо всех сил. Я сделал это, но желание всё равно осталось.

Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал — волновался, что мало смотрю на неё; если отстранялся, чтобы смотреть — переживал, что не могу обнимать.

Но я любил её не за эти вещи, а эти вещи любил, потому что они были от неё.

Я любил Чумочку, любил её одну и никого, кроме неё. Если бы её не стало, я безвозвратно расстался бы с этим чувством, а если бы её не было, я вовсе не знал бы, что это такое.

Открыв глаза, я ужаснулся своему пробуждению и всеми силами старался поспать ещё, чтобы как можно дольше не начинать этот день, который весь придется прожить только для того, чтобы завтра наступил ещё один точно такой же.

Бабушка была моей жизнью, мама — редким праздником. У праздника были свои правила, у жизни свои.

Так это не прибой шумит, а душ. Как я сразу не догадался? Душ в ванной есть, а прибой откуда? В ванной прибой — глупая мысль. А что делать, если пришла глупая мысль? Надо ее скорей заменить умной. Где у меня умная мысль? Куда же она подевалась, черт побери, ведь была только что...

Я все время думал, что день рождения — это такой праздник, а возраст не имеет к нему никакого отношения... Оказалось, наоборот, к дню рождения не имеет никакого отношения праздник.

Я с ужасом почувствовал, что счастья нет тоже. Я убежал от жизни, но она осталась внутри меня и не давала счастью занять своё место. А прежнего места у счастья уже не было.

Снег падал на кресты старого кладбища. Могильщики привычно валили лопатами землю, и было удивительно, как быстро зарастает казавшаяся такой глубокой яма. Плакала мама, плакал дедушка, я испуганно жался к маме — хоронили бабушку.

Борька обзывал их козлами, а я проклинал их небом, Богом и землей. А потом мы удирали и думали: «Как мы их, а! Знай наших!».