– Ты не пройдешь, пока не скажешь ответ на свою предыдущую загадку.
– Загадку?
– Что такое зеленое, висит на стене и свистит. Помнишь?
– А, да. Так ты сдаешься?
– Вроде того. Но не совсем. Но если ты скажешь, я сразу догадаюсь.
– Это селедка.
– Но она же не зеленая!
– Будет, если покрасишь.
– Но она не весит на стене!
– Можно прибить к стене.
– Но она же не свистит!
– Это я добавила, чтобы не было слишком очевидно.
И я вдруг понимаю, что, может быть, мне этот разговор даже нужнее, чем ему. Потому что никто никогда не спрашивает себя о том, что и так понятно. Или кажется понятным.
Торжественно прощаешься со всеми и понимаешь, что с тебя хватит. Что пора уже начинать с кем-то здороваться. А поскольку ничего не можешь делать сам, здороваешься с собой — давним и беспомощным. С тем, кому все помогали и никто не смел обидеть. Чем плохо?
К людям, которые смотрят на тебя определенным образом, лучше не поворачиваться спиной, стоя в опасных местах.
– Что ходит на четырех ногах утром, на двух днем, на трех вечером?
– Уильям – цирковой пес.
– Нет. Правильный ответ – человек.
– Не-а, не правда. Это Уильям, я видела. Он был на четырех лапах утром, на двух во время дневного шоу, а вечером хромал на трех, потому что ушиб четвертую. А еще он на скейтборде катается!
Только редко высказывающиеся люди умеют произносить такие убийственные в своей простоте фразы.
Если бы эта дверь вела не в коридор, то вела бы ещё куда-нибудь...
Ты — это то, в чем силою одной
Нуждаются и праведный и грешный:
Один, чтоб злу всегда сопротивляться,
Другой, чтоб злу всецело подпадать.
Всё для того, чтоб Зевсу повод дать
Премило над обоими смеяться.
Сфинкс о Мефистотеле.
— Ты разве меня не боишься? — Сфинкс уже не таясь начал меняться. <...>
С трудом проглотив вязкую слюну враз пересохшим горлом, я прошипел ответ.
— Видали мы карликов и покрупнее.
- 1
- 2