Йоськин отец, у себя на родине литературе учил, тяжелей карандаша ничего и в руках-то не держал, поди, так тут скоро не выдержал, от каторжной работы в доходягу превратился…
– Как это, в доходягу? Кто это?
– Это такой человек, что волю к жизни потерял, последние метры по свету ходит. Бывает, кто-то ослабеет от тяжёлой работы и голода, да и чахнуть начинает не по дням, а по часам. Воли в нём нет, чтоб за жизнь-то зацепиться. Ток два желания и имеет: чтоб поесть досыта да поспать. Ни о чём другом думать не может. А это дело страшное. Такие мысли своего хозяина досуха высасывают. Вот и доходит.

– Откуда ж меня погнать можно? Я, небось, на земле живу, а она, матушка, для всех нас общая. Одну воду пьём, одним воздухом дышим. Сама земля и есть дом родной – как хошь живи, хоть вдоль, хоть поперёк, и никто тебе не указ! А что хаты своей нет, так оно и не надобно – чего нет, то и не потеряешь никогда. Мне, как коту твоему, будка не нужна. Я ж не цепной. К одному месту не привязанный.

А зачем вообще ночью человеку одеваться? Всё равно ничего не видно. Только, чтобы согреться, – подумал Витя. – А так-то, ни цвета на одежде не различишь, ни рисунка.
Если бы люди по ночам бодрствовали, а днём спали, то и все вещи у них были бы только тёмно-серыми. И одного человека от другого отличали бы только по голосу. А вот днём всё просто: какую одежду оденешь, тем и будешь. Оделся пожарником – ты пожарник. Оделся генералом – иди, командуй. Всем сразу понятно, кто ты такой.

Машина поравнялась с котом. Тот на мгновенье повернул голову в сторону проезжающих, взглянул своими жёлто-зелёными глазами на бликующие стёкла «уазика» и снова сосредоточился на колеблющейся траве.
– Не боится ведь! – удивился Светлов.
– Хозяином себя здесь чувствует, – произнёс секретарь райкома, разглядывая статного Иннокентия с лоснящейся чёрной, как смоль, шерстью.
– Ты его ещё секретарём поселковым назначь! – вдруг бросил Светлов и раздражённо добавил. – Вы тут вообще все страх потеряли. Куда ни плюнь, везде хозяева! Что коты, что люди. В Москве вот тоже сейчас каждая тварь себя начальником возомнила …

– А у нас вообще в посёлке человек раскрывается, своё нутро показывает. Здесь долго притворяться не получается. Чужих спин нет – все на виду, – сказал дед и хрустнул сушкой.
– Нехороших сразу видно?! Такие, небось, здесь не уживаются? – спросила мама.
– Всякие есть, и были. Это, как в тайге – деревьев разных много, но для каждого своё назначение, своё место. Сдуру напролом полезешь, можно и без глаз остаться, но то ж твоя вина будет, а не дерева. А ежли в стволе да корнях внутри труха да гнильё, то само падает, иногда прямиком в реку, – произнёс дедушка.