Кстати, я категорически возражаю о каком-то особом пути России. Это не особый путь, это нормальный путь развития. У каждой страны, которая претендует на что-то в этом мире, даже в прошлом мире, был особый путь, основанный на своей традиции, на своей истории, на своей культуре. У Америки до определенного времени был свой путь, свои традиции, своя история. И в тот момент, когда вы отказываетесь от своего пути, вы становитесь ничем. Все стандартизированные модели развития сейчас обнулились. Сейчас очень многим и очень многое придется писать с чистого листа. Проблема не в том, что глобализация предлагала какие-то ложные ценности. Некоторые люди считали их подлинными. И это их право. Проблема в том, что глобализация вела мир к миру вообще без ценностей. Нам начинали объяснять, что ценность ничего не значит. Что самое главное в мире — это потребление.

Давайте посмотрим на наше журналистское сообщество. Если тебя не процитировали за рубежом, особенно военную журналистику, ты в общем не до конца журналист. А экспертное сообщество? Если тебя не цитируют западные агентства, ты и не эксперт. Ты — пропагандист. А научное сообщество? Если ты не публикуешься на иностранном языке, да ты и не ученый. Ты так, мусор. А откуда это идёт? А посмотрите пожалуйста методички наших министерств. Посмотрите методички по наукометрике наших так называемых университетов и научно-исследовательских учреждений. Да там за статью на иностранном языке про спаривание китов вы можете получить гораздо больше очков в наукометрической системе, чем за фундаментальное исследование. <...> Вся эта наукометрика, основанная на приоритете иностранных изданий, это не такая безобидная вещь. Причем она не безобидна в технических дисциплинах, в естественных, и она очень не безобидна в гуманитарных дисциплинах. Поэтому чтобы требовать чего-то от них, надо навести порядок у себя дома. Надо вот эту научную «компрадорщину» зачистить под корень. Почему публикация в российских СМИ, в российских научных журналах ценится меньше, чем публикация во второстепенных мало-читаемых иностранных изданиях? Почему требование публиковаться на иностранном языке включено в качестве обязательного? Мы кого здесь растим? И зачем? Мы растим людей, которых пошагово будут вовлекать в иностранные сети? В иностранные спецслужбы? Зачем мы их здесь растим, хотел бы я знать.
— Международный рейтинг. Одна их задач высшей школы — максимально подняться в международном рейтинге. [реплика Александра Хинштейна]
— Я думаю, рыба тухнет с головы. Надо очень серьезно пройтись по нашим министерствам. И посмотреть, кто и зачем пишет эти инструкции. И я думаю, нас ждут очень интересные открытия.

Ну и последнее, что я хочу сказать. Мы думали, что борьба за историческую память — это борьба за прошлое. Ничего подобного. Это борьба за будущее. Потому что посмотрите, как в Белоруссии, на Украине, в других постсоветских республиках, и в той же Европе, как происходит переформатирование на базе пересмотра истории. А что такое история? Ведь история — это то, что расставляет на свои места понятия добра и зла. А ничто так ярко не расставило на свои места добро и зло, как Вторая мировая война и, в нашем случае, Великая Отечественная. Поэтому им вот это надо сломать. И после этого они могут делать добро злом, а зло — добром. И после этого они могут жить в состоянии сиюминутности зла, в сиюминутности вранья. Сегодня соврал, а завтра — бум, кнопочку ресепт, всё стёрлось, и можно дальше по новой. Вот это страшно.

— Что происходит, Дмитрий?
— Все очень просто. Как нас учил классик: главный вопрос каждой революции, и каждой контрреволюции, и каждой реставрации, как бы это ни называли — это вопрос о власти. Вопрос о власти этими выборами в Америке не решен. Даже не отложен. Напротив. Вопрос о политической власти в США этими выборами вынут из подвала и положен на стол. Власть на сегодняшний день принадлежит всем и не принадлежит никому. Поэтому борьба за власть будет продолжаться. Потому что главный лозунг на сегодня который висит в Вашингтоне — очень простой. Любой ценой закрепиться в Белом доме, подавить трампизм, уничтожить Трама как политика. Нас учили, что должна быть мягкая сила. После «любой ценой» ее не будет.

— Идея о том, что ядерная война возможна, и даже полезна, будет насаждаться. Немного о Байдене. Когда он прощался с Делавэром, он был настоящий. Он понимал, что никогда больше не вернётся. Они приезжает в Вашингтон — и становится куклой. Я вчера смотрел всю инаугурацию, его речь. Я людей не видел. Там были куклы. Заснувший Барак Обама, Сандерс на приставном стульчике. Это всё ненастоящее. Все, что сейчас происходит в Вашингтоне — борьба кланов, — это всё разборки в очень узком, почти виртуальном кругу. Забанить в твиттере 70 млн — можно. А забанить их в реальной жизни — нельзя.
— Уже подсчитали — нужно 5 ядерных бомб. [реплика Маргариты Симоньян]
— Не можешь бомбить Москву — бомби Сиэтл. Или Техас. Им нужно будет закатать эту Америку в бетон. Потому что уже на каждой из сторон есть мученики. А в американской политической культуре мученик — это как у нас святой. В условиях, когда бушующую Америку загнать внутрь будет сложно, конечно, выхода у американцев, кроме победоносной войны за своими пределами, нет.

Наша власть и наше государство делает выводы из 2019 года, когда сначала был заход на принятие жестких мер, а потом становились мягче и мягче. Я думаю, в этот раз такого не повторится. И удастся сбить неотвратимостью наказания готовившуюся к развитию по нарастающей протестную волну. И власти не нужно бояться быть властью. Но есть нюанс. Самая главная валюта сейчас — информационное влияние. Борьба сейчас идет на поле информационного влияния. И если мы будем продолжать дальше действовать в парадигме сохранить единое глобальное информационное общество любой ценой, то встает вопрос: а какова эта цена?

Давайте посмотрим, а что сейчас происходит. Мы находимся на периоде перехода к тому, что называется силовая геополитика, силовая гео-экономика, формирование макро-регионов. В том числе с использованием методик гибридных войн. Мы понимаем, что им нужно кого-то ограбить, им нужны рабы. Запад не может обеспечить свое дальнейшее процветание без новых рабов. Мы помним, что в истории были и белые рабы, в том числе и ирландцы. Это позорнейшая страница в истории Запада.
Западу опять нужны рабы, но не только. Что такое Вестфальский мир? Это новая мораль. Мораль успешного человека. Обогащайтесь. Сейчас мы видим то же самое. Запад смог стать тем великим коллективным Западом, только присвоив себе монопольное право на продвижение моральных образцов. Запад рвется к тому, чтобы вновь получить право на моральное лидерство и право взимать ренту за моральное лидерство.

Посмотрите, как быстро получилось. Год 2000, замечательная программная книга Энтони Гидденса «Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь». О демократизации и демократии. Демократия (имеется в виду западная демократия), недостаточно демократична, их нужно осетевизировать, уничтожить государство, традицию, семью. Книга достаточно короткая. Там не так много крупных обобщений, это своего рода аналог манифеста коммунистической партии. Это был манифест нового мира.

А ведь мы не впервые здесь обсуждаем мистические вещи. Вещи, так или иначе связанные с мистикой. Это показатель того, что современный капитализм постмодерна дошел до полного тупика в развитии своего рацио. И дальше могут быть странные вещи и странные решения, которые не всегда могут быть объяснены с рациональной точки зрения. И я думаю, что мы вошли в новый мир. Это не мир идиотов, хотя количество идиотов увеличилось. Это мир другой логики.

Мы уже давно обсуждаем, что с капитализмом происходит что-то не то. И нам говорили, что все наладится. Не наладили. Я напомню, как отвечали на вопрос: а почему такие противоречия, а почему стала такая странная эстетика? Отвечали, что это — постмодерн. А что такое постмодерн? Это некое слово, которое закрывало пустоту. За этим словом в действительности не было ничего. Равно как кроме доминирования финансового сектора не было за словом пост-индустриальное общество. И сейчас эту пустоту мы начинаем видеть воочию.

Тема смерти дипломатии — очень богатая. Я с ней согласен. Это то, что мы наблюдаем объективно в современном мире. Только давайте скажем честно, что дипломатия не одна умирает. И умирать начала не сегодня. Я перечитываю периодически книжку воспоминаний нынешнего директора ЦРУ Бернса, который был послом в Москве. Он описывает свою деятельность в качестве посла в Москве. Дипломат — это не только человек, который не только говорит, но и который слушает. У него есть прекрасный эпизод, когда его пригласили к В. В. Путину. В. В. Путин с ним разговаривает очень доверительно. 2008 год. Еще ничего не произошло безвозвратного. А Бернс уже не слышит.
Они нас не слышат уже больше десяти лет.
Но со смертью дипломатии умрет и пропаганда.

Но со смертью дипломатии умрет и пропаганда. Если умерла дипломатия, в поддержку которой и была создана внешнеполитическая пропаганда, то зачем она нужна. А что возникнет? На мой взгляд, смерть дипломатии — очень важный и положительный момент. Дипломатия в том виде, как она существовала в российско-американских отношениях, стала бессмысленной уже давно.
Из смерти дипломатии родится внешняя политика. В какой-то момент дипломатия убила внешнюю политику. А внешняя политика — вещь намного более многогранная и комплексная. Внешняя политика включает в себя и внутреннюю.