Гиены и трусов, и храбрецов
Жуют без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это — дело людей.
Всё проиграть и всё начать сначала,
Не пожалев того, что приобрёл.
Но ей не вечно танцевать!
Года возьмут своё!
Толпы поклонников уже
Не будет у неё!
И отыграюсь я тогда,
Пленяя всех подряд:
Ей будет восемьдесят два
А мне — под пятьдесят.
(Но не всегда ж ей быть такой!
Пройдут веселья годы,
Ее потянет на покой,
Забудет игры, моды…
Мне светит будущего луч,
Я рассуждаю просто:
Скорей бы мне под пятьдесят,
Чтоб ей под... девяносто.)
Стих Редьярда Киплинга (1897) был написан в шутливой манере для сестры поэта.
Жил-был дурак. Он молился всерьёз
(Впрочем, как Вы и Я).
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак её звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).
Пикет обойди кругом,
Чей облик он принял, открой,
Стал ли он комаром,
Иль на реке мошкарой,
Сором, что всюду лежит,
Крысой бегущей вон,
Плевком, среди уличных плит -
Вот твоё дело, шпион!
1913 год.
Чужое горе — кто измерит точно?
А ведь оно порой во много крат
Сильней, чем ваше.
В честной игре войны — место шпиона не тут.
1913 год.
Я езжу в оперу, на бал —
И все-то ни к чему:
Я все одна, и до меня
Нет дела никому.
Совсем не мне, а только ей
Все фимиам кадят.
Затем, что мне семнадцать лет,
А ей — под пятьдесят.
(Зачем же в гости я хожу,
Попасть на бал стараюсь?
Я там как дурочка сижу,
Беспечной притворяюсь.
Он мой по праву, фимиам,
Но только Ей и льстят:
Еще бы, мне семнадцать лет,
А Ей под пятьдесят.)
В то время в моде были дамы "бальзаковского" возраста, и на приемах молодые дворяне, чтобы не пойти после ночи с молодой под венец, пользовались уже опытными дамами, которым кроме секса ничего не было нужно.
Я то бледна, то вспыхну вдруг
До кончиков волос.
Краснеют щеки у меня,
А часто даже нос.
У ней же краски на лице
Где надо, там лежат:
Румянец прочен ведь у той,
Кому под пятьдесят.
(Я не могу сдержать стыда,
И красит он без спроса
Меня до кончиков ногтей,
А то и кончик носа;
Она ж, где надо, там бела
И там красна, где надо:
Румянец ветрен, но верна
Под пятьдесят помада.)
Перевод Григория Кружкова. Литературный перевод - Константина Симонова.
Она добра ко мне, но я
При ней в тени всегда.
Она с мужчинами меня
Знакомит иногда.
Но разговаривать со мной
Лишь старики хотят,
А молодые рвутся к ней —
Ведь ей под пятьдесят!
(Она в седло — они за ней
[Зовет их «Сердцееды»],
А я скачу себе одна.
С утра и до обеда
Я в лучших платьях, но меня -
Увы! — не пригласят.
О Боже мой, ну почему
Не мне под пятьдесят!)
Своих любовников она
Мальчишками зовёт,
И к ней всегда мужчины льнут
Ко мне никто не льнёт.
И как бы ни оделась я
На бал, на маскарад,
Я все одна… Скорей бы мне
Уж было пятьдесят!
(Она зовет меня «мой друг»,
«Мой ангелок», «родная»,
Но я в тени, всегда в тени
Из-за Нее, я знаю;
Знакомит с «бывшим» со своим,
А он вот-вот умрет:
Еще бы, Ей нужны юнцы,
А мне наоборот!..)