Все равно ни один мужчина не может по-настоящему владеть женщиной. Он на время получает доступ к ее телу, если повезет, но может лишь мельком заглянуть в ее душу.

Иногда и в пустыне цветут цветы, но очень редко и очень недолго.

Она прекрасна, как обсидиан на только что выпавшем снегу... Она сверкает, как бриллиант при свечах. Она таит в себе огонь, как рубин или изумруд. Она манит обещанием опасности и тёмного забвения, в ней тот же вызов, что в войне или в горах, и мне кажется, она так же жестока как они.

Всегда ведь хотя бы частично отказываешься от собственной независимости, когда с кем-то делишь свою жизнь, верно? Но при этом связи между людьми становятся только глубже, и это отчасти компенсирует...

Когда нельзя вернуться и нельзя стоять на месте, надо идти вперед, тут не о чем даже думать.

Удивительно, если задуматься: как наскоро принятые решения становятся твоей жизнью.

Здесь мечтать невозможно. Здесь надо терпеть, закутавшись в плащ. Кто сказал, что земное существование обещает большее?
До того дня, когда понимаешь, что тебя собираются убить, и с искренним изумлением осознаешь, что хочешь жить. Что жизнь почему-то все еще горит внутри, как упрямые угольки в костре, более жгучие, чем страсть или горе.

Невозможно отрицать ту истину, что главные события века происходят, лишь краем задевая течение жизни большинства людей.

Год — это совсем не так долго, в самом деле. Даже не достаточно долго, чтобы можно было без боли вспоминать его смех, когда они были наедине, его доброту к подданным, звук его голоса, его твёрдую походку, острую проницательность пытливого ума и хорошо знакомые признаки разгорающейся страсти, которая вспыхивала в ответ на её страсть.

Соблазнительно просто строить предположения о мёртвых — зимней ночью у очага или под монотонное жужжание пчёл, среди аромата летних трав в саду замка, — воображая их живыми и как они могли бы всё изменить.

Бывают моменты, когда утешение можно найти только в женском смехе, в знакомом лице и голосе друга, в передаче друг другу сплетен, даже в чем-то совсем простом — в миске горохового супе, съеденного за столом вместе с другими людьми.

Человек может приспособиться ко многому, если ему дать достаточно времени: к толпам, солдатам, вони и шуму, хаосу города и полному отсутствию зелени и тишины, если не считать тишины, которая иногда днем стояла в церквах...

Честность при дворе вещь опасная, для других и для самого себя.

— Теперь ты взволнован? Заинтригован? Тебе нравится, когда женщина проявляет слабость...?
— Мне нравятся люди, которые немного приоткрывают... самих себя. Нерасчетливые. Движения вне тех игр, о которых ты упоминала. Да, это меня привлекает.

Так странно было осознавать, что только на краю пропасти, на пороге тьмы или святого божьего света, человек способен понять и принять стремление собственного сердца к чему-то большему. К жизни.

Но «знать» и «видеть» настолько далеки друг от друга, будто... будто первое — это мир, а второе — полумир тайных сил.