По-видимому, в каждый кризисный, переломный период жизни народа возникает такой же «Малый Народ», все жизненные установки которого ПРОТИВОПОЛОЖНЫ мировоззрению остального народа. Для которого всё то, что органически выросло в течение веков, все корни духовной жизни нации, её религия, традиционное государственное устройство, нравственные принципы, уклад жизни — всё это враждебно, представляется смешными и грязными предрассудками, требующими бескомпромиссного искоренения. Будучи отрезанным начисто от духовной связи с народом, он смотрит на него лишь как на материал, а на его обработку — как чисто ТЕХНИЧЕСКУЮ проблему, так что решение её не ограничено никакими нравственными нормами, состраданием или жалостью.

Ещё один знак, указывающий в том же направлении, — это «культ эмиграции». То внимание, которое уделяется свободе эмиграции, объявление права на эмиграцию «первым среди равных» прав человека — невозможно объяснить просто тем, что протестующие хотят сами уехать, в некоторых случаях это не так. Тут эмиграция воспринимается как некий принцип, жизненная философия. Прежде всего как демонстрация того, что «в этой стране порядочному человеку жить невозможно». Но и более того, как модель отношения к здешней жизни, брезгливости, изоляции и отрыва от неё. (Ещё Достоевский по поводу Герцена заметил, что существуют люди так и родившиеся эмигрантами, способные прожить так всю жизнь, даже никогда и не выехав за границу.)

Студенческие волнения концентрировались вокруг двух основных лозунгов. Прежде всего — это протест против войны во Вьетнаме. В США студенты, получавшие военные повестки, демонстративно жгли их. <...> Но война во Вьетнаме рассматривалась лишь как один из признаков вырождения системы и как повод, мобилизующий на борьбу с ней. <...> Другим лозунгом студенческого движения в США было равноправие негров. <...> Степень агрессивного возбуждения, охватившего студентов, характеризует следующий, почти анекдотический случай. Профессор, читавший лекцию об истоках итальянского фашизма, привел цитату: «Теперешнее состояние непереносимо, истеблишмент удушает все живое, спонтанная ненависть молодых сил нации должна подняться, чтобы сокрушить дряхлую систему и освободить основные силы обновления и революции». Не успел он закончить цитату, как шквал рукоплесканий поднялся в аудитории. И в нем потонули заключительные слова лектора, что цитата — из Муссолини!

Андре Бретон призывал развивать «антикультуру». Г. М. Энценсберг писал: «Культура — последний оплот буржуазии». Когда Сорбонна была оккупирована студентами в мае 1968 года, надписи на стенах гласили: «Культура — извращение», «Долой искусство — мы не хотим жрать труп!», а Сартр более конкретно заявлял: «Что касается «Моны Лизы», то я дал бы ее сжечь и нисколько бы об этом не пожалел». Перед нами признаки тотального кризиса, охватившего тогда Запад, затронувшего самые основы общества и грозившего его существованию. Налицо была идеология абсолютного неприятия сложившегося на Западе общественного уклада, ненависти и готовности к насилию и разрушению.

Тысячелетняя история выковала такие черты национального характера, как вера в то, что судьба человека и судьбы народа нераздельны в своих самых глубоких пластах и сливаются в роковые минуты истории; как связь с землёй — землёй в узком смысле слова, которая родит хлеб, и с Русской землёй. Эти черты помогли пережить страшные испытания, жить и трудиться в условиях иногда почти нечеловеческих. В этой древней традиции заложена вся надежда на наше будущее, За неё-то и идёт борьба с «Малым Народом», кредо которого угадал ещё Достоевский: «Кто проклял своё прошлое, тот уже наш — вот наша формула!»