Пророчество в русской культуре имеет совершенно другой смысл, чем в западной или восточной, а именно: внимание русского направлено не на предметность происходящего, как на западе, а на единство жизни как стихии творения. Русское пророчество – не разгадывание и не предвидение того, что неминуемо будет по независящим от людей обстоятельствам, и, тем более, не прямое причинение будущих событий (обратное по отношению к предсказыванию).
Русский человек – не ясновидец, предвидящий независимое от него будущее, и не колдун, это будущее создающий.
Русское пророчество – это со-творение, которое достигается обращенностью всей силы внимания на саму стихию творения с удерживанием всего того, что стало для человека живым, значимым и важным благодаря «невольному прикосновению мысли к верховному промыслу». Русское пророчество невольно потому, что не придумано человеком, не может быть им создано, помыслено, придумано, желаемо; оно рождается самой жизнью и только в этом смысле невольно! Но в то же самое время оно причастно стихии творения, поскольку волит то, на что направляет своё внимание, и тем самым волит, пророчествует будущее.
Тема служения у Н. В. Гоголя одна из основных, предмет его постоянного и даже настойчивого внимания. Дело в том, что примерно к середине ХХ века в России сложилась особая ситуация – невозможности традиционного, привычного и понятного исполнения служащими своих прямых обязанностей. По наблюдению Н. В., «дух приобретения», сначала овладевший Европой и затем проникший в Россию, подменил общее для всех русских дело, – службу отечеству, вере и людям, на службу каждого себе самому. Это разделило людей, превратило их из государственных, то есть объединенных одним целым, чиновников даже не в наемников, работающих за деньги, а в мошенников и воров, использующих государственную службу ради личного обогащения. Русские перестали служить, быть солдатами своей страны: «старая шинель» износилась до такой степени, что уже не только не грела человека, но даже не прикрывала и не защищала его.
Поэзия Н. В. Гоголя – это музыка безусловной и бескрайней жизни, величия и торжества творения, взламывающего любые опрокинутые на него человеком границы, как бы тот ни пытался убежать и скрыться от этого. Сущее не преследует человека, не связывает его обязательствами и не стесняет ограничениями. Русская поэзия в том, что живой человек свободен, свободен абсолютно и безусловно, жизнь-эгрегор от него ничего не требует и не навязывает, она наполняет человека собой, даром и ничего не спрашивая взамен. Художник замирает в восхищении перед грандиозностью поступи жизни, перед её «великим безразличием» ко всему, к абсолютно всему, что она собой наполняет.
Без сохранения мысли процессы самоговорения языка не только не просвещают человека, но уродуют его, превращают его в раба собственной способности говорить. Добившись всеобщей грамотности, научив людей писать, читать и говорить на темы, которые они не пережили, не испытали собственной жизнью, мы получили превращенное движение языка и мысли, псевдоязык мышления, или язык квазимышления.
Утраченное время Пруста – это время приближения к истине, за которое он не смог её разгадать, это время приближения к бытию, за которое он не сумел к нему приобщиться, это время его свободного личного действия, которое ему не хватило сил совершить. Несовершённое действие, несказанное слово, недодуманная мысль, имеют такие же важные и необратимые последствия для нашей жизни, как и совершённые поступки; судьбоносные встречи остаются таковыми, несмотря на наше отношение к ним, и наш действительный выбор происходит именно здесь и сейчас.
- 1
- 2