Малек Яфаров – цитаты

Мышление как способность направлять, удерживать и контролировать внимание на чём-либо не является видом сознания, типом осознания и пр.; более того, мышление как особый модус существования показывает, что имеет непосредственную связь не с предметностью, а с единичностью, которая по определению непредметна, целостна.

Ни одно из объяснений мирового кризиса не показывает его действительной природы, ведь как бы ни плоха была ипотечная система США и как бы ни серьёзна была мировая финансовая взаимозависимость, причиной кризиса не может быть обвал отдельного сегмента некоторой целостности, если она уже не подошла к этому кризису вплотную. Мировой кризис является системным сбоем, показывающим необходимость изменения принципов формирования мировой экономики, а не латания отдельных дыр.

Мышление как топос сущего находится ещё в стадии формирования, за последние несколько тысячелетий направленное на мышление внимание современного человека начинает приносить свои плоды: мышление как форма сущего, как способ намеренного обновления человеком самого себя посредством погружения в стихию мышления как формы, становится одним из определяющих факторов развития человека.

Мышление – это не процесс в мозгу, и не говорение словами, и не соединение или разъединение значений и пр., а форма живого, ещё один модус расширения единства человека с сущим как стихией творения, то есть модус обновления человека.

Чем дольше я всматриваюсь в родовую цивилизацию, тем большее восхищение я испытываю. Именно восхищение, хотя всматриваюсь я всего лишь в мною же создаваемый конструкт, в реконструкцию, в которой, однако, я все больше узнаю самого себя, человека, над головой которого звездное небо и в груди которого моральный закон. Да, друзья, я плоть от плоти и кровь от крови родового человека! По точному замечанию Канта, я «исполняюсь чувствами», прикасаясь к родному! к тому, что для меня живо, — аленькому цветочку, пню-древню, щуке-велению, море-океану, коньку-горбунку, царевне-лягушке, снежинке-снегурочке, ведьме-панночке, большой медведице и царь-лебедю.

Формирующая матрица русской культуры направляет внимание человека не на круговорот превращений, как на востоке, и не на необратимость превращений, как на западе, а на стихию этих превращений, на стихию жизни или стихию творения, то есть на единство всего живого или существуюшего. Русская культурная матрица сосредоточена на единстве живого, претерпевающего как круговоротные, так и линейно-необратимые превращения.

В отличие от экзистенциализма, точнее – в отличие от будущего экзистенциализма, да и вообще западной философии и культуры, в которой действие силы жизни воспринимается человеком как некоторая недоступная сущность, трансцендентная сила, которая навязывает человеку происходящее как установившееся теперь положение вещей, в том числе – его место в этом установленном трансцендентной силой порядке, Толстой открывает для себя совершенно другой – русский – тип отношения к жизни.

Для Толстого в русской культуре нет борьбы с жизнью, нет этого ростиньяковского «теперь между тобой и мной», нет этого наполеоновского «главное ввязаться в драку, а там посмотрим» и нет даже этого фолкнеровского «уже выкатываются пушки, уже разворачиваются знамёна», потому что внимание русского человека направлено не на происходящее и установление своего места в нём, а на единство происходящего, единство всего, которое необходимо удержать, чтобы сама жизнь выбрала то одно из удержанного бесчисленного всего, то одно, которое станет путём человека.