Я тебе ничего не скажу.
Я тобой безнадежно болею.
Я желаю тебя и жалею
И дыханье твое сторожу.

Бросил в угол и ложку, и кружку,
И когда это не помогло,
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твое сохранила тепло.
Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны, -
А принес из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены...

До чего же ты хороша -
Вся весенняя, золотая!
И приходишь ты — не спеша,
И стремительно улетаешь.

Вот — смеёшься... А мне — хоть стреляйся!
Или бегай по потолку...
Забавляйся мной, забавляйся!
Но оставь, уходя, строку...

Холодно. Сыро. Фонарь догорает.
Ветер по улице бродит как тать.
Осень лениво глаза протирает -
Время вставать.

Длиннее стали вечера,
И на лиловые сугробы
Луна, как знаки высшей пробы,
Роняет капли серебра.

Метели злились и кружили,
Но выдохлись — и сдулась тьма.
Мы эту зиму пережили.
Прощай зима!

Переосмысливаю быт.
Переиначиваю строки.
Когда горланят лжепророки.
Поэт молчаньем говорит.

Ходит поздняя осень,
Гроздь рябины в косе...
И не рыжая вовсе,
А нагая совсем.

Стало страшно читать и писать,
К нелюбови людской прикасаться -
Потерявший желанье спасать
Обретает желанье спасаться.

Взъерошенный, невыспавшийся ветер
Кроит из тучи шубу для луны.
Светает. Ноябрит. В кроватках дети
Сопят и перелистывают сны.

Тонкий ломается лёд -
Кто-то под окнами ходит.
Что-нибудь произойдёт
Или уже происходит...

Какое дело мне до медленножующих
И прочих власть имущих, обласканных судьбой!
Играй, аккордеон, для непосильно пьющих!
И пусть они поют, как мы поём с тобой.

Я ломаю строку, между тьмой разрываюсь и светом,
Мне вовек не избыть возвышающей душу мечты,
Что никто не дерзнёт прозываться поэтом,
Не постигнув величья дарованной нам красоты.