Я скажу: Юлька права, как никогда! Мы хотели наслаждаться синим небом, а нас заставляли глядеть на чёрную доску. Мы задумывались над смыслом жизни, а нас неволили – думай над равнобедренными треугольниками. Нам нравилось слушать Владимира Высоцкого, а нас заставляли заучивать ветхозаветное: «Мой дядя самых честных правил…» Нас превозносили за послушание и наказывали за непокорность. Тебе, друг Вася, это нравилось, а мне нет! Я из тех, кто ненавидит ошейник с верёвочкой…

В чёрной пустоте висит плоская, как блин, сквозная туча искр. Каждая искорка – солнце, их не счесть. Среди них – пылинка.
А в стороне другая такая же туча искр-пылинок – солнца, солнца, солнца! Уже чужие, дальние – Туманности Андромеды, нашей соседки!
А за Андромедой новые и новые туманности, нельзя их сосчитать. Звёздные тучи, дым солнц-пылинок клочьями по всей великой пустоте. По всей, всюду, без конца!..
Хватит! Хватит!..
Страница за страницей мир безжалостно разбухал.
А Дюшка съёживался, становился всё ничтожней – страница за страницей – до ничего, до пустоты! Вместе с посёлком Куделино, вместе с родной Землёй, со своим родным Солнцем… Хватит! Да хватит же! Вселенная не слушается, Вселенная величаво растёт…
Ночью он не мог уснуть.
Спал дом, спал посёлок, слышно было, как шумит вышедшая из берегов река. Странно – люди могут спать спокойно, не ужасаются неуютности огромного мира.
Спят… Представили одному Дюшке терзаться за ничтожество всего человечества, живущего на затерянной Земле. И Дюшка не выдержал, тихонько поднялся с постели. Как уснуть, когда великая Вселенная стоит за стеной.

– Лёвка, а может такое быть – я тут время увидел.
– Время? Увидел?!
– Понимаешь, утром вышел на улицу, и вдруг… Грачи улетели, машина прошла, почки на берёзе распустились. Все это видят, а никто не догадывается, что это время всё меняет. Грачи были да нет, машина была до пропала, почек не было – появились. Хочешь стой, хочешь ходи, хочешь спи себе, а время идёт, всё меняет.
(…)
– Любопытно. Только ты не время, нет, ты движение видел. Почки на берёзе – тоже движение.
– Ну да, движение. Ветер двигается – и видно, как он ветки раскачивает. Так и время…
(…)
– Двадцать пять секунд! – объявил Лёвка.
– Чего – двадцать пять секунд?
– Двадцать пять секунд прошло, пока кошка через улицу переходила. Она на двадцать пять секунд стала старше, мы с тобой – старше на столько же, Земля всё старше, Вселенная…
Дюшка задумался, ещё раз представив себе в мыслях кошку, брезгливо ступающую чистыми, вылизанными лапами по грязной земле и неожиданно возразил:
– Нет, Лёвка, у кошки прошло не двадцать пять секунд.
– Я считал.
– Ты наши секунды считал, человечьи, не кошкины.
– Какая разница – наши, кошкины?
– Кошки живут на свете меньше людей. Пока она шла через улицу, у неё времени больше прошло.
– На Земле одно время у всех.
– Как так одно? Мне вот тринадцать лет, а я ещё молодой. Кошка в тринадцать лет старуха. Если годы для людей и для кошек разные, то и секунды разными быть должны.