Порой давно известные понятия вдруг открываются с самой неожиданной стороны. Например, строка из молитвы «Отче наш»: «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Раньше проговаривала её машинально, придерживалась мнения большинства, тех, кто умоляет Бога простить им их проступки. Однако стоило задуматься над словами, как уловила иной подтекст: в первую очередь мы должны прощать других, а не Бог автоматически вычёркивать наши прегрешения. Не находишь, что это похоже на то, что оскорблённый человек в данном случае выступает в образе Бога, к которому приходит виноватый и, если последний принесёт извинения — необязательно словесные, — то обиженный простит его? Что если молитвы — это лишь наставления как относиться друг к другу?