Не думать о белом медведе!
И пусть себе бродит один…
Я раньше считала: соседи –
Белый медведь и пингвин.
Не думать о белом медведе,
О том, как живет он во льдах…
Как жаль. Мы к нему не поедем,
А он не приедет сюда.
Не думать! Не думать! Не думать!
Подумаю лучше про льва,
Про зебру, про крысу, про пуму,
Про гордую птицу – орла…
Не думать!... Сижу перед книжкой,
Ищу на вопрос свой ответ,
Но думаю только про мишку,
И мыслей других больше нет.
— Но у меня всегда был список того, что я хотела бы иметь в доме.
— Я знаю. Дом на дереве, чтобы близнецы могли там играть. Смотри, вон идеальное дерево для этого. И газон, есть отличное место с другой стороны дома. Ну и, конечно, белый забор, о котором ты так мечтала.
— Постой! Я никогда ничего не говорила о белом заборе!
— Говорила, на нашем первом свидании. Ты сказала, что мечтаешь о белом заборе.
— Быть не может, чтобы я сказала такое на первом свидании.
— Сказала, я запомнил. Потому что, как только ты это сказала, мне представился образ, как мы сидим на крыльце, смотрим, как наши дети играют, пьем лимонад и смотрим вдаль поверх нашего белого забора.
Весною сад повиснет на ветвях,
нарядным прахом приходя в сознанье.
Уже вверху плывут воспоминанья
пустых небес о белых облаках.
Тебя он близко поднесет к лицу,
как зеркальце, но полуотрешенно,
слабеющей пружиной патефона
докручивая музыку к концу.
Потом рукой, слепящей, как просвет,
как уголок горящего задверья,
он снимет с лет запретных суеверье.
Быть иль не быть — уже вопроса нет.
Они привыкли к дождю. Дождь — часть их жизни. Вечный дождь. Если захочется заплакать, не заплачешь. Слишком много вокруг воды. Такая жизнь делает петербуржцев очень сильными и невосприимчивыми к катаклизмам. Их не удивишь соплями. Они мечтают о солнце, о деньгах, о белом самолете, летящем к белому песку на далеком пляже. А по ночам они танцуют в свете тысяч маленьких, ярких, солнечных лучей… Улыбаются, целуются, отдаются друг другу, играют в любOFF.