Ты с улыбкой как-то спросил меня, -
Отчего так страстно я рвался к трону?
Для чего нужна мне была резня,
Почему без крови не взял корону?
Что тебе ответить, мой милый сын?
Можно было ждать и смотреть бесстрастно,
Видеть над столицей пожарищ дым,
Беспорядки в армии, бунты в графствах.
Петер был от горя упрям, как бес,
Ксав твердил: «Преступник сидит на троне».
Вместе мы писали мой манифест,
И клялись, что Юрия похороним.
Все мы проснулись через одинаковое (примем за x) число лет после юности, какие-то склизкие и загрубевшие. Возможность сделать выбор ещё есть, но она уже не кажется безграничной. Веселье стало ширмой, прикрывающей готовность забиться в истерике. Мы как-то незаметно оказались посреди преждевременной осени жизни — никакого тебе янтарного бабьего лета, никаких красот, а сразу — мороз, зима, бесконечный, всё не тающий снег.
В глубине души я рвался растопить этот снег, я хотел изменить ход вещей в этом мире. Я не хотел стареть раньше времени.