Я люблю поехавших на всю голову.
Золоту предпочитаю олово.
Соврала, я серебряная душа.
Посвятите мне текст – пожалуйста – не дыша.
Я найду в нем скрытые смыслы,
Детские секретики и закладки.
И будут с нас взятки гладки.
Дальше можно кидать друг друга в чс
при встрече будущей не кивая.
Дальше я смогу без,
уже навсегда живая.
«Я соврала тебе. Соврала, когда сказала, что не смогу полюбить кого-то кроме тебя. Полюбила...»
Я бы и соврала, но минус моей религии в том, что мы не можем.
Ты соврала, чтобы состарить себя? Может, ты врешь о том, что ты женщина?
— А закладку-то перезаказать можно. У них всегда есть запасной вариант на случай палева.
— О! А для нас у них нет варианта, а? Чтоб как в старые добрые времена — по билетику в театр или на поэтических вечерах. Вот что-то мне не очень верится, что сам Михаил Афанасьевич Булгаков по дворам шарился в поисках этой чёртовой закладки.
Разве можно придумать объект совершеннее, чем бумажная книга? Все эти кусочки бумаги — такие разные, гладкие или шершавые, под кончиками твоих пальцев. Край страницы, прижатый большим пальцем, когда так не терпится перейти к новой главе. То, как твоя закладка — причудливая, скромная, картонка, конфетный фантик — движется сквозь толщу повествования, отмечая, насколько ты преуспел, дальше и дальше всякий раз, когда закрываешь книгу.