— Ее родители погибли во время цунами.
— Да. Их затопило горячей лавой.
— Во время цунами?

Всегда с ней так. Ну вот надо, чтобы мать похлопотала. Я бы тоже стал таким, если бы моих родителей сгубило цунами с горячей лавой, падающими камнями и тайфуном.

— А мы между тем совершили уголовное преступление.
— Я знаю. Зато уровень адреналина в крови повысился, нет?
— Я предпочитаю, чтобы он оставался ниже уровня ватерлинии.

Ты видела хоть, сколько она ест? Это что, все революционеры столько едят? Что и Ленин столько ел, что ли?

Я родом из бедной бруклинской семьи. Мой отец был пекарем. У нас денег вообще не было. Я прокрадывался к нему после работы и высасывал джем из пончиков с джемом. Это мне вместо десерта было.

У тебя в супе с моллюсками нет моллюсков. Тебя это не волнует совсем?

— Спорт — ещё один опиум для народа.
— Слушай, твои соратники считают, что опиум должен быть опиумом для народа.

Мы что добровольно себя подписываем на жизнь среднего класса, на идею дома, очага, собак, детей, всего такого, пока нас ждёт весь мир и куча непеределанных дел?

Я на стороне угнетаемых, но я не готова обливаться бензином и поджигать себя.

Ты — бабуся из пригорода. Господи Иисусе! Тебе не о радикальной политике, а о замещении тазобедренного сустава думать впору.

— Я скоро уеду.
— Скоро — это слишком медленно. Можно пораньше как-то, чем скоро?

— Председатель Мао считает, что спокойное сердце усмирит любую панику.
— Ой, да в жопу твоего Мао. Мы с тобой сядем, а Мао продолжит сидеть у себя во дворце и есть свиные рёбрышки.

Видишь, я была права: у тебя просто обветрились губы, это не плотоядный вирус.

Я потомственный лжец. У меня в семье это гены.

— Слушайте, а вы вроде сумасшедший затворник?
— Ну да. Ну слушайте, я же то и дело выезжаю, ну там за продуктами, ну... и на колоноскопию там.
— Да. Делали мне ее. Горло мне жизни не давало, но врач достал эту гадость.