В тебе здравомыслие матери и безрассудство отца. Я вижу, как они борются. Пусть победит мать.
Томас, ты букмекер, вор и бандит, но ты не дурак. Избавься от оружия.
Выкладывай! Господь и тетя Полли тебя слушают.
— Иногда я жалею, что спас тебя от той пули во Франции.
— Поверь, иногда и я об этом жалею.
— Поднимите руки те, кто воевал во Франции; те, кто стоял плечом к плечу со своими товарищами и видели, как они умирают, поднимите руки. Кровь, пролитая на полях Фландрии, реки вашего пота, и кому-то из вас досталась награда? Может быть, вам?
— Нет!
— Может быть, вашим женам?
— Нет, нет!
— Так кому же тогда? Они есть среди нас?
— Нет!
— Или они сидят по домам, в комфорте, с набитыми животами, когда вы пытаетесь наскрести жалкие гроши на обувь вашим детям? И что они предлагают вам за ваши жертвы? Они урезают вам жалование! Вот ваше вознаграждение.
Господу все равно, где ты живешь — в трущобах или во дворце. Господу все равно, беден ты или богат. Для него ты все равно остаешься божьим.
— Она нашла на телеграфе список имен. И в этом списке наши с тобой имена значатся. Что это за список такой, где имя коммуниста идет рядом с именем букмекера?
— Быть может, это список тех, кто тщетно питает надежды нищих? Мы с тобой, Фредди, только в одном отличаемся: мои лошади... Мои лошади, иногда все же выигрывают.
— Ты теперь и скачки подтасовываешь? А разрешение на это от Билли Кимбера получил? А? Тогда что за дела? Думаешь, нам по зубам и китайцы, и Билли Кимбер? Да у Билли целая армия!
— Я думаю, Артур. Это моя работа. Я думаю. Чтобы не пришлось тебе.
Дай вам Бог оказаться в раю прежде, чем дьявол узнает, что вы умерли.
— Ты думаешь, я шлюха?
— Все мы шлюхи, Грейс, мы просто продаём разные части себя.
Ты не ведешь переговоров, когда обороняешься.