Заканчивается «Мадемуазель Нитуш». Четыре часа идёт спектакль. Я выхожу на улицу и думаю: «Господи, как же я устала». Стоит женщина и говорит: «Машенька, вы меня простите, я вот вас дождалась». Я говорю: «Да, я вас слушаю. Здравствуйте». Уставшая артистка. Она говорит: «Вы знаете, у меня четвертая степень рака, а я восьмой раз на вашем спектакле». Еле дышит стоит. «Вы мне жизнь продлеваете». Я думала, я сдохну от стыда. Тебе Господь дал возможность лечить. Души лечить. Настроение лечить. И чем страшнее вокруг, тем больше ты должен работать.

Никто из русских актеров не сделал карьеру в Голливуде. Дело не в профессионализме вовсе. Мы им абсолютно чужие, и они — нам. Есть протестанты, католики, есть разные вариации их, есть поляки-славяне, греки-православные — и всё это Европа. А Россия — она отдельно. И прежде всего, для этой Европы, Америки она скучна. В этой скуке может, конечно, возникнуть что-то, вызывающее интерес, но этот интерес того же плана, что и по отношению, например, к ненавистному сейчас ими Ирану. Африканец ближе Голливуду, чем мы. То, что африканец знает о мире — он знает из англо-язычного или франко-язычного кино, книг. Мы же пишем какими-то непонятными буквами, у нас вообще свой большой отдельный мир. Потом африканский актер до определенного момента мирового признания — если ему случится, — он будет знать свое место; все иностранцы в Голливуде — это люди, давшие себя перемолоть. А мы своё место не хотим знать, потому что почитаем себя равными — и имеем все основания.

Актер должен играть в театре — только так он может расти и развиваться. Мне нравится мысль, что талант — это предрасположенность человека к труду, и я свято верю, что одной природы и способностей мало. То есть отношусь к категории людей, которые пытаются постоянно над собой работать. Не знаю, что такое актер только «для кино». Мне кажется, что любой киноактер легко или трудно может стать театральным артистом. Энергия зала и сцены помогает и заряжает на физическом уровне.