И в дому любом ты встретишь в красном западном углу
Ослепительное зрелище помутнения уму –
Намулёвану Малевичем мировую пустоту.
Ты не за мной бежишь. Ты от пустоты бежишь, которая подступает со всех сторон. Меня заводишь – она тебя и сожрёт. Меня убьёшь – себя убьёшь.
Оба они были птенцами со сломанными крыльями, каждый из которых пытался летать, ухватившись за другого такого же больного птенца. Люди, чувствующие пустоту, никогда не исцеляются, соединяясь с другим неполным человеком. Наоборот, две птицы со сломанными крыльями, объединившись, совершают весьма неуклюжий полёт. Никакой запас терпения не может помочь им лететь; и в конечном итоге их надо разделить и залечивать раны каждому по отдельности.
Составные части не ведают совершенства, они – лишь переход к гармонии целого, лишь обещание очарования, что таится где-то рядом, по соседству. Одно обещание прекрасного наслаивается на другое, и все эти предвестия не существующей на самом деле красоты и образуют главную суть Кинкакудзи. Посулы не несут в себе ничего, кроме пустоты. Пустота, Ничто она и есть основа Прекрасного.
«Какие помыслы гурьбой
Со свода бледного сползают,
Чем дух мятежный твой питают
В твоей груди, давно пустой?»
— Ненасытимый разум мой
Давно лишь мрак благословляет;
Он, как Овидий, не стенает,
Утратив рай латинский свой!
Ты, свод торжественный и строгий,
Разорванный, как брег морской,
Где, словно траурные дроги,
Влачится туч зловещий строй,
И ты, зарница, отблеск ада, -
Одни душе пустой отрада!
Пояснение к цитате:
перевод Эллиса (Л. Л. Кобылинский)
Восторженные прихожанки, повторяющие «пусто, всё пусто, а ум подобен сияющей во мгле лампе...» смешили меня ещё в Японии. Как будто это бормотание что-то меняло в идиотизме их мыслей.
Но не был ли такой прихожанкой я сам?
Буддийскую премудрость легко превратить в божка вроде тех, что примитивные народы делают из глины и ракушек. Развитые культуры используют вместо глины слова и концепции — и лепят своих идолов из них.