На днях вы говорили о том, что по Европе бродит призрак нигилизма. Вы утверждали, что Дарвин превратил бога в атавизм, что мы убили бога точно так же, как сами и создали его когда-то. И что мы уже не мыслим жизни без наших религиозных мифологий. Теперь я знаю, что говорили вы не совсем об этом – поправьте меня, если я ошибаюсь, – но мне кажется, что вы видите свою миссию в демонстрации того, что на основе этого неверия можно создать кодекс поведения человека, новую мораль, новое просвещение, которые придут на смену рожденным из предрассудков и страсти ко всему сверхъестественному.
Поверьте моему опыту <...>, ничего сверхъестественного на свете не бывает, а всё, что на первый взгляд кажется таковым, при более пристальном изучении всегда объясняется естественными причинами.
Странная и непостижимая вещь – бечева. Вы укладываете ее кольцами с таким великим терпением и осторожностью, как если бы вы складывали новые брюки, а через пять минут, когда вы снова берете ее, она уже превратилась в какой-то ужасный, омерзительный клубок.
Я не хочу прослыть клеветником, но я твердо уверен, что если взять самую обыкновенную бечеву, вытянуть ее на ровном месте по прямой линии, отвернуться на тридцать секунд, а потом посмотреть на нее снова, то окажется, что она уже умудрилась собраться в кучу, скрутиться, и завязаться узлами, и затерять оба конца, и превратиться в сплошные петли. И вам понадобится добрых полчаса, чтобы, сидя на траве и проклиная все на свете, снова ее распутать.
— Мама, что с тобой?
— Мне вдруг стало холодно... Как будто здесь пятьдесят градусов... Наверное, сквозняк.
— Холодный ветерок — верный признак дома с привидениями.
— Домов с привидениями не бывает.
— Угу. Так же, как не бывает мумий.
Следы сверхъестественных сил обнаруживают себя чаще чем хотелось бы людям разумным и просвещённым. Из доисторических времён выползают химеры, которым поклонялись наши предки много столетий назад. С низких небес роняют на нас хлопья пепла режиссёры нашей судьбы. Они скрываются под нами, над нами, среди нас до тех пор, пока мы не устремим взгляд прямо в их лукавые очи. И тогда они, обнаруженные на мгновенье, обретают плоть и погибают. Но в предсмертных конвульсиях рвут окружающий мир, который по праву считают своей игрушкой.
— Билл Най, вы верите в привидения?
— Нет. Однако, я хотел бы их увидеть.
Говоря эту фразу, Билл Най имел в виду, что несмотря на то, что он скептик и не верит в сверхъестественное, как учёный он всегда открыт к новому: новым идеям, новым знаниям и открытиям. Даже самым невероятным.
Знаете, почему он за него держится всем сердцем и душой, Граво? По той же причине, почему род человеческий держится за иррациональную веру в вендиго, в вампиров и всю их сверхъестественную родню. Очень трудно поверить, что наш мир добродетелен и управляется справедливым и любящим богом, когда обыкновенные смертные способны на такие немыслимые преступления. — Он кивнул на оскверненный труп, лежащий на поблескивающем столе из нержавеющей стали. — Чудовищное действие по определению требует чудовища.
Слово «ведьма» у всех вызывает предрассудки в отношении паранормального или сверхъестественного.
В основном представления человека о тайне бесконечности породили твёрдую веру в сверхъестественное.
— Легче... причинять боль людям, которых я люблю?
— Легче причинять боль людям, которых ты не помнишь... что любил.
<...>
— Проще... убивать дорогих мне людей?
— Проще убивать людей, которых ты забыла.