Представьте, что нет стран,
Это не сложно.
Не за чем убивать или умирать,
И религий тоже нет.
Ты мечтала о мире, в котором нет зла, корысти, властолюбия, эгоизма и жестокости. И если ты не способна изменить этот мир своими руками, найди его! Отправляйся в путь, долгий путь. Будет тяжело, я знаю. Тебе нет места среди тех, кто не способен понять даже элементарные слова: «Постой! Не делай этого! Ты причиняешь боль этой душе! Не порождай жестокость, пожалуйста. Остановись и задумайся о том, что ты делаешь тут и сейчас!» Бесконечное количество миров ждет тебя. Возможно, там, где-то, существует та самая утопия, о которой ты мечтала бессонными ночами. Так найди же её! Ищи не жалея сил, и укажи путь к этому миру тем, кто больше всего нуждается в этом. Однако ты можешь остаться тут. Спасти те души, что гниют под влиянием алчности и жесткости. Потребуется немало сил, но ты справишься! Та самая утопия, которая снится тебе каждый день, вот она, перед тобой! Но она больна и лекарством послужит твоя мечта, мечта об идеальном мире, мире, которому улыбнется даже сам Творец. Ты образ и подобие Бога. Твоя душа частичка его великой сущности. Желание — породит мечту. Не останавливайся. Продолжай идти и стремиться! Творец смотрит на тебя и улыбается!
Одни из самых последних слов Зиновьева, по свидетельству вдовы, Ольги Зиновьевой.
Оказавшись в обществе-утопии, Гудмэн сталкивается со многими правилами, усложняющими его жизнь.
Я какое-то время жду тишины,
а затем объявляю свою монаршую
Волю: «Воины, знаю, вам это по плечу.
Бог оставил меня,
Оставил меня за старшую,
Вам придется сделать, как я хочу».
Вместо двух бутиков на большой никитской — «чертёжник» — там продают тетради и
Нотные партитуры, «сластёна» — с теми же запахами внутри.
Аня больше не держит свой ум во аде и
Нe выводит вдоль кисти бритвой «умри, умри».
Рак становится излечим в терминальной стадии,
Игорь жив, и ему исполнилось двадцать три.
Автоматы за спинами у ребят становятся бас-гитарами,
Из каждой глубокой раны течёт шираз,
И все сбитые кошки оказываются под фарами
Просто тряпками, брошенными вдоль трасс.
Да, и мы с тобой просыпаемся завтра старыми
И в одной постели
На этот раз.
Будет новый завет, что война — это мир,
Будет новый декрет, что незнание — сила.
Будет дверь в кабинет с номером 101,
Для кого дважды два остаётся четыре...
Министерство любви нам заклеет глаза,
Всем преступникам мысли поставят в мозг клизму,
Чтоб не помнили, как четверть века назад
Крах великой мечты стал началом фашизма!
Не заслуживает даже и взгляда такая карта мира, на которую не нанесена Утопия.
Не стоит и смотреть на карту, раз на ней не обозначена Утопия, ибо это та страна, на берега которой всегда высаживается человечество. А высадившись, оно начинает осматриваться по сторонам и, увидя лучшую страну, снова поднимает паруса.
Счастье есть побочный продукт функции. Те, кто ищет счастья как самостоятельной ценности, похожи на тех, кто ищет победу, не выиграв войны. В этом главный дефект всех утопий. Общество, как и составляющие его индивиды, не более чем артефакт, созданный с определенной целью. А если цель исчезает, то с ней исчезает и всякая ценность существования...
Идея совершенства, как её ни переодевай, вошла в каждого: под ней подписывается даже тот, кто ставит её под вопрос. С тем, что прямого продолжения в истории не существует, что она вовсе не движется заданным курсом к определённой цели, в наше время не согласится никто. «У Истории есть цель, к которой она стремится, которую она содержит в себе как возможность» — вот что провозглашают наши желания и учения в один голос. Чем больше идея обещает на завтра, тем скорее она победит сегодня. Не способные найти Царство Божие в себе самих или, скорее, слишком испорченные, чтобы подобным поискам предаваться, христиане перенесли его в будущее: исказили смысл преподанного урока, зато застраховали себя от неудач.