Я недавно вёл английский у шестого класса по просьбе своей преподавательницы в своей школе. И, чтобы вы понимали, на третьей минуте в меня полетела слойка с вишней, на десятой я их всех отпустил домой, на пятнадцатой они меня. Я старался! Я надел белую рубашку, всё как надо. <...> В меня летит слойка с вишней, я им говорю: «Кто это сделал?» В ответ: «Повариха...» И я понимаю, не начнёшь же сейчас говорить: «Я имел в виду, кто бросил!» Потому что шестиклассники — они как чеченцы. Твой страх делает их только, сука, сильнее.

У меня жена хочет коляску для ребёнка за сорок четыре тысячи рублей. В целом можно «Девятку» купить, да? Мы были в магазине колясок. И там стояли коляски за сорок четыре, ей которая понравилась, и точно такая же за семнадцать тысяч. «Только не такая же!» Один в один. Я подхожу к продавцу и говорю: «Слушайте, у вас там две коляски. Одна за сорок четыре, вторая за семнадцать — в чём у них различие, кроме как... ни в чём?» Он говорит: «Ну, за сорок четыре она управляемая и маневреннее».
Манёвры? Кто-то от погони уходил на коляске или что? Я же с сыном на МКАДе буду гулять! 100-200 по этим всем... Маневреннее! «Управляемость лучше». Кто-то не справлялся с управлением? Когда-нибудь видели мать в кювете? Та, которая ободранная вся говорит: «Надо было брать за сорок четыре... Управляемость ни к чёрту!»

Вы замечали, что когда девушка худеет, она жрёт абсолютно точно так же, как раньше? Просто теперь делает это из твоей тарелки. Вы приходите в ресторан и ты её спрашиваешь:
— Что ты будешь?
— Я буду салатик. А ты что будешь?
— Я буду суп.
— А пиццу ты что, не будешь?
— Нет!
— Возьми пиццу, возьми роллы, возьми «Наполеон», ты же не худеешь!
Такое ощущение, что девушки уверены, что толстеет не тот, кто ест, а тот, кто, блин, заказывает. Типа у тебя начала расти жопа, ты достала чек: я ничего не ела и жопа в ответ: «Я извиняюсь, отзываем жир!»
Я не могу себе представить мужика, который бы закодировался, потом пришёл в ресторан и такой:
— Что ты будешь?
— Я буду фреш.
— А водяру ты что, не будешь? Я просто думал, ты возьмешь 0, 7. Возьми, киска, ты же не закодированная.

Я недавно понял, что я немножко учу ребёнка ненавидеть человечество по чуть-чуть. Как бокальчик красного вина по вечерам, такой шотик папиной ненависти. Все родители учат каким-то хорошим чувствам. Никто не учит детей испытывать ненависть. Все говорят: кошечку надо гладить, собачку любить. Я говорю: «Да, кошечку надо гладить, собачку любить, а вот этой тёте с толстой жопой в лосинах, которая вперёд нас в очереди пролезла, чтоб ей бетонная плита на ногу упала!» Это тоже взаимоотношения с миром.

Сейчас в передаче очень много обновлений, приходит много новых игроков и команд, и я в череде этих обновлений предлагаю две вещи: во-первых, наконец обновить юлу, где всадник последние двадцать лет уже шепчет: «Кто-нибудь, пристрелите коня! Я был белым, стал зелёным!» И во-вторых: чтобы телезрители, которые присылают туда вопросы, заморачивались не только со своими вопросами, но и со своей фотографией, которую они присылают. Там же всегда такая жесть, как будто просто с доски МВД взяли в прокате.

Слава богу, сейчас детские площадки просто потрясающие! Во-первых, они безопасны. Сейчас если ребёнка ударит качелями, ничего страшного. Максимум — он испугается. В моём детстве, если ребёнка било качелями — всё. Можно было идти делать нового ребёнка. Потому что качели весили тонну, они были какие-то цельные, на них были швы от сварки в три пальца. Их делал как-будто кузнец какой-то. У них была такая масса, что при малейшем колебании ты слышал «фух». Отдельный вопрос человеку, который их вешал, потому что они весили на такой высоте... Под каждыми качелями была ямка. Дети качались и выгребали себе могилку коленями.

Главное — здоровье. Я активно занялся своим здоровьем, недавно был в одной больнице, там делал операцию по исправлению носовой перегородки и всё прошло отлично! Потому что сейчас, благодаря современным технологиям, ты во время операции не чувствуешь операции. Я помню, когда в 1993 году мне в возрасте семи лет удаляли аденоиды. Клянусь, у меня создалось полное ощущение, что я до этого зашёл в операционную и всем сказал, что их матери грязные шлюхи, добавив «И чего вы мне сделаете?»
Я помню, меня посадили на железное холодное кресло в семь утра, привязали руки, ноги, живот, голову... В девяностых это был общий наркоз. Местный — это когда тебя по голове ещё матушка гладит. И было реально страшно! Сейчас, чтобы ты не боялся, тебе перед операцией дают «Феназепам», после которого ты говоришь: «Давайте все потом сфотографируемся!» А тогда вместо успокоительного тебе просто старшая медсестра говорила: «Громко не кричи! Пупочная грыжа будет».