В одной большой стране
Я был в чести большой,
Со мной, казалось мне,
Шах не кривил душой.
Владыке надоел
Подобострастья хмель,
Он правды захотел,
Что не слыхал досель.
Он это объяснил
С улыбкою угрюмой,
И душу я раскрыл,
Все высказал, что думал.
Сказал я до конца
Всю правду, и тогда
Из шахского дворца
Был изгнан навсегда.
Кому нужно больше прощения, чем падшему ангелу, кто сильнее нуждается в надежде, чем тот, кто мог лицезреть лицо Бога, а затем был изгнан Им?
— Никогда не говори мне того, что, по твоему мнению, я хочу услышать, Уилл Генри! Никогда! Я не смогу опираться на тебя, если ты выберешь путь попугая. Ложь — мерзкий порок, истинное зло. Всегда говори только правду. Всю правду, во всём, во все времена! Ни один человек не достиг истинного величия на крыльях подобострастия, обмана и хитрости.
Между уважением и подобострастием тонкая грань, свежачок.
Где справедливость — шахских дел основа,
Там разоренный край воспрянет снова.
Если верить психологам, бывают моменты, когда жажда греха (или того, что люди называют грехом) так овладевает человеком, что каждым фибром его тела, каждой клеточкой его мозга движут опасные инстинкты. В такие моменты люди теряют свободу воли. Как автоматы, идут они навстречу своей гибели. У них уже нет иного выхода, сознание их — либо молчит, — либо своим вмешательством только делает бунт заманчивее. Ведь теологи не устают твердить нам, что самый страшный из грехов — это грех непослушания. Великий дух, предтеча зла, был изгнан с небес именно за мятеж.