Ну, если одушевленные действительно одержимы демонами, то в нашем Пугале сидит как минимум Асмодей или какой — нибудь Бегемот!
Мои грехи — только мои. Мне за них и отвечать. Не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою душу.
— Проповедник, — тихо позвал я, но он, слишком занятый молитвой, услышал меня лишь с четвертого раза.
— Святые заступники! Людвиг, держись. Мы отнесем тебя к лекарю, и ты поправишься.
«Какого же дьявола ты тогда читаешь по мне поминальную службу?»
Есть два варианта: умный и очень умный. Первый — свалить из города. Второй — свалить из города быстро.
В последние дни я часто думал о последствиях моего поступка. <...> Я никогда этого не узнаю. Знаю лишь, что поступил так, как считал правильным. Прежде всего, для себя. Но сделал слишком мало для того, чтобы спать спокойно.
Не будет ангелов, Хартвиг. И папских башмаков. И людской благодарности тоже. Последняя — гораздо большая редкость, чем первое и второе.
Придурок, прости господи, – обреченно вздохнул Проповедник, слушавший наш разговор. – Или опасный идеалист, что, впрочем, одно и то же.
Каждый из нас наживает врагов, некоторые — могущественны и злопамятны, поэтому желательно, чтобы и друзья были не слабее.
Я тоже идеалист. Мне претит мысль, что я везу тебя на заклание, ибо мне не нравится библейская история про отца, решившего отдать своего сына в жертву Богу. Есть в этом что-то противоестественное тому, чему учит Всевышний.