Любое враньё, которое он несёт, меркнет по сравнению с тем, как вру себе я сама.
Интересно, любовь вообще такая хитрая штука или именно мы обладаем уникальным талантом перемазать всё в дерьме?
От её ироничного тона у меня всегда возникают два желания одновременно: целовать её взасос и душить, пока не посинеет.
Все мы начинаем жизнь так нагло, так самоуверенно, думаем, что получили мир в подарок, как леденец на палочке. Впрочем, не стоит задумываться над бесконечным множеством способов, которым этот мир может нас унизить и растоптать, а то мы побоимся вылезти из кровати.
Оттеснив меня к водительской дверце, она облокачивается на машину и озаряет меня самой лучезарной из своих улыбок, той самой, из-за которой — и она об этом знает — я всегда готов был влюбляться в неё вновь и вновь. Но на этот раз она просчиталась. Теперь эта улыбка напоминает мне обо всём, что я потерял.
Нет ничего печальнее, чем сидеть в машине, когда тебе некуда ехать. Нет, пожалуй, ещё печальнее — сидеть в машине возле дома, где прожил почти десять лет и который вдруг, в одночасье, перестал быть твоим домом. Ведь обычно, когда тебе некуда ехать, всегда можно поехать домой.
Вы замечали, что когда лежишь, небо ближе?
Венди вздыхает, давая понять, как мучительно для неё пробиваться через непроходимую чащу моей тупости.