В конце концов, ему же хуже — я всего лишь утратила неверного любовника, а он-то потерял женщину, которая его любила.
— Да не бывает такого, чтоб мужик один разок изменил. Вот то, что один разок попался, вот это бывает.
Камиль: — Слушайте, а вот почему можно изменить только жене или мужу? Почему нельзя изменить, к примеру, детям?
Слава: — То есть?
Камиль: — Ну, представь, тебя видели выходящим из Макдональдса с чужим ребенком, а?
Саша: — Или нашел у тебя ребенок в кармане чек от конструктора «Лего». А ты ему «Лего» не покупал…
Лёша: — Или купил незнакомому ребенку на улице... мороженое. Ничего серьезного, душевный порыв. А твои дети это заметили. И всё...
Слава: — Да, и твой ребенок тебя спрашивает ещё так: «Так, папка! Ты его знаешь, а?»
Лёша: — А ты такой: «Да нет, просто купил мороженное, честно…»
Слава: — «Да? И в который это раз ты ему просто купил мороженое, а?»
Лёша: — «Да что тут такого? Пошел нахер, мальчик! Я ж тебе говорю, я… я первый раз его вижу, посмотри на него! Пошел нахер, мальчик!!!»
Слава: — «Еще лучше! Первый раз видит человека, и сразу ему мороженое! Я, между прочим, мороженого годами не вижу!»
Камиль: — Да… И всё, и на утро — шкафы пустые, игрушек нет, и записка: «Прощай. Из детского сада нас заберет мама! Буу…»
— Вы думаете, я не знаю, что, лежа в моих объятиях, вы представляли себе, будто я — Эшли Уилкс? Приятная это штука. Немного, правда, похоже на игру в призраки. Все равно как если бы в кровати вдруг оказалось трое вместо двоих. О да, вы были верны мне, потому что Эшли вас не брал. Но, черт подери, я бы не стал на него злиться, овладей он вашим телом. Я знаю, сколь мало значит тело — особенно тело женщины. Но я злюсь на него за то, что он овладел вашим сердцем и вашей бесценной, жестокой, бессовестной, упрямой душой. А ему, этому идиоту, не нужна ваша душа, мне же не нужно ваше тело. Я могу купить любую женщину задешево. А вот вашей душой и вашим сердцем я хочу владеть, но они никогда не будут моими, так же как и душа Эшли никогда не будет вашей. Вот потому-то мне и жаль вас.
— Что больше всего напрягает в женатом состоянии?
<...>
— Отсутствие других женщин.
— Нет. Отсутствие возможности других женщин. <...> Ты, может быть, ею и не воспользовался, но возможность же должна быть… Пример: тебе запретили есть вилкой.
— Кто?
— Не знаю. Сказали: «Никогда больше не будешь есть вилкой!» Казалось бы, и хрен бы с ним, можно ложкой, палочками, руками... Но тебе сказали — нельзя вилкой, и сразу захотелось именно вилкой. А главное — вот они вилки, лежат. Открыл ящик — полно.
— Двухзубые, трёхзубые, серебряные, мельхиоровые
— Красивые!
— ... красивые. Да тебе даже алюминиевая сгодилась, если у тебя три года ни одной вилки не было. А нельзя. А вчера еще было можно. А что изменилось?
— Смотри, как трогательно. Им же лет по восемьдесят, то есть лет шестьдесят они прожили вместе. И видно, видно, прям видно, что они друг друга любят.
— Любят? Почему ты так думаешь, что они друг другу не изменяли? Может даже поэтому они и прожили так долго и счастливо. Ну потому что изменяли. Разве так не бывает?
— Нет. Так не бывает.
— Почему?
— Потому что. Потому что я так не хочу.
Женщины как-то сразу угадывают, с кем мы готовы им изменить. Иногда даже до того, как это придет нам в голову.
Глаза у нее были молящие, скорбные, мокрые, ненавидящие, усталые, тревожные, разочарованные, наивные, гордые, презрительные и все равно по прежнему голубые.
эпизод в аэропорту, когда Анн узнает, что муж ей изменяет и улетает в канун нового года, одна в Париж
Я не буду извиняться за то, что склеила сердце, которое ты разбил!
Любовница знает, что её мужчина — врун, тогда как жена лишь догадывается.
Сожалей о том, что говорила неправду, но не сожалей о том, что любишь его.
Невозможно оправдаться перед женщиной фразой «все это было до тебя», ведь представлять она будет в настоящем и в ее мыслях ты все равно будешь изменником.
Лёша: — Вот если бы пришли фашисты, те которые за неправду расстреливают, и спросили, — «Изменяла тебе жена или не изменяла?» Я в любом случае ответил бы «нет», потому что если не изменяла, ты сказал правду, тебя отпустили, а если изменяла, то ты даже удивиться не успеешь.
Лёша: — Нет, не изменяла...
Фашист: — Не угадал.
Лёша: — Ах ты ж, ссука!
Слава: — А я, кстати, согласен, говорит «да» — нет никакого смысла.
Лёша: — Никакого? Вот сказал ты — «да, изменяла» и это оказалось правдой. Тебя отпустили, живи, только как с этим жить? Ты знаешь, она знает, что ты знаешь, все фашисты знают, их уже не позовешь — неловко, а ребята были полезные… А если всё и держалось на том, что ты «не знаешь», а она сейчас уйдёт, а ты её любишь… ай!
Джинджер, будучи на взводе, беспочвенно подозревает, что Дэниел изменяет ей
Я должна сообщить тебе ужасное известие. У меня сегодня в кафе увели перчатки... И я полюбила другого!