... кто объясняется — тот уже оправдывается.
Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил <...>. Рвется таинственная нить, связывавшая его с твоим воображением. Между ним и тобой еще проносятся зарницы, еще что-то мерцает, словно угасающие, призрачные звезды. Но это мертвый свет. Он возбуждает, но уже не воспламеняет — невидимый ток чувств прервался.
Крыс нужно уничтожать, а не затевать с ними грызню.
Мы слишком много времени торчим в комнатах. <...> Слишком много думаем в четырех стенах. Слишком много живем и отчаиваемся взаперти. А на лоне природы разве можно впасть в отчаяние?
Не надо бояться быть смешным. Впрочем, для этого требуется не только мужество, но и известная непринуждённость.
... а понимают ли люди вообще друг друга? Отсюда все недоразумения на свете.
Какими жалкими становятся истины, когда высказываешь их вслух.
Как много придумано слов для простого, дикого, жестокого влечения двух человеческих тел друг к другу.
Странно, как много думает человек, когда он в пути. И как мало, когда возвратился.
Странно, как легко забывается все, кроме запахов.
Всегда найдется ширма, за которую можно спрятаться; у каждого начальника есть свой начальник, предписания, указания распоряжения, приказы и, наконец, многоголовая гидра Мораль — Необходимость — Суровая действительность — Ответственность, или как ее там еще называют... Всегда найдется ширма, за которую можно спрятаться, чтобы обойти самые простые законы человечности.
— Равик, почему ночью всё становится красочнее? Всё кажется каким-то лёгким, доступным, а недоступное заменяешь мечтой. Почему?
Он улыбнулся:
— Только мечта помогает нам примириться с действительностью.
— Вы не похожи на человека, опьяняющего себя мечтой.
— Можно опьяняться и правдой. Это ещё опасней.