— Ты прямо как тамагочи! — рассмеялся Лев. — Не поговоришь с тобой один вечер — капризничать начинаешь!
— Я и есть тамагочи, — серьёзнее не бывает сказал дед Антонио. — Принцип тот же: не обращаешься ко мне — улечу на другую планету. Да и все мы тамагочи, Лев... чахнем от невнимания.
Это ведь самое милое дело — строить предположения о том, чего нет, или о том, чего не знаешь.
Мне глубоко прискорбно, что вы такое фуфло.
Большинству не приходят в голову гениальные идеи, но оно охотно пользуется гениальными идеями единиц.
Это в суде говорят правду, только правду и ничего, кроме правды, а больше так нигде не поступают.
Понимать, хотя бы отчасти, — дело всех и каждого; истолковывать — дело избранных. Но я тебя не избирал меня истолковывать. Я для этого дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, — нету.
Иногда кажется, и живём-то мы именно потому, что предвкушаем чудесные перемены. Завтра, думаем мы, случится такое, чего не случалось никогда, ну, по крайней мере, ни позавчера, ни вчера, ни сегодня уж точно не случалось! А когда мы устаём ждать, мы приходим на поклон к Литературе – и в ней проживаем те самые жизни, которых не знали и не узнаем в действительности.
Всё истинно. И всё ложно. За что ни возьмись – ни доказать, ни опровергнуть.
— Ну что ж… – начал он и сам же себе ответил: – Да ничего! Случилось то, чего не случалось, а если и случалось, то другое. Среди нас нашёлся тот, кого не было среди нас, но оказалось, что был. Это, как говорится, и радостно и грустно. Грустно потому, что его не было, а радостно потому, что оказалось, что был. Теперь у нас есть все основания сказать, что нет никаких оснований говорить, будто герои перевелись в наше время. Они, конечно, перевелись – и никто с этим не спорит, однако сегодня мы видим перед собой настоящего героя. Разумеется, в нём нет ничего от героя, но он герой, несмотря на это. То, что он герой, незаметно с первого взгляда. И со второго. И с третьего. Это вообще незаметно. Встретив его на улице, вы никогда не скажете, что он герой. Вы даже скажете, что никакой он не герой, что – напротив – он тупой и дрянной человечишко. Но он герой – и это сразу же бросается в глаза. Потому что главное в герое – скромность. Эта-то его скромность и бросается в глаза: она просто ослепляет вас, едва только вы завидите его. Он вызывающе скромен. Он скромен так, что производит впечатление наглого. Но это только крайнее проявление скромности. Стало быть, несмотря на то, что в нем нет ничего, в нём есть всё, чтобы поцеловать Спящую Уродину и пробудить Её от сна. Я мог бы ещё многое добавить к сказанному, но добавить к сказанному нечего.
Ничто не должно становиться привычным: привычное превращается в обыденное и перестаёт замечаться. Этак можно вообще всё на свете проглядеть: ведь нет ничего, что рано или поздно не стало бы привычным. Лучше всего, когда мы пытаемся выяснять суть даже того, что кажется очевидным. Интересные, доложу я Вам, случаются открытия.
- 1
- 2