Фаина Раневская. Муля, не нервируй меня!

– Храм искусства скоро превратится в политический бордель!
Завадский в ответ шипит:
– Думайте над тем, что говорите, Фаина Георгиевна!
Та неожиданно соглашается:
– Вы правы, это просто бордель, и ему даже превращаться не нужно.

Ужасно оказаться в шкуре голого короля.

Жизнь вовсе не прожита зря хотя бы потому, что на моих ошибках смогут поучиться. Если бы люди еще учились на чужих ошибках!..

— Фаина Георгиевна, те, кто злословит об отсутствии у вас супруга, попросту завидуют.
— Нет, милочка, они считают, что были бы несчастны на моем месте.

Да я не взять от жизни многого не смогла, а отдать ей! Поверьте, понимать, что недодала, тяжелей, чем что не взяла свое.

Если ради шампанского постоянно придется рисковать, то легко заработать хронический героизм.

Жидкие аплодисменты подобны поносу – одно расстройство и жаловаться неприлично…

– Фаина Георгиевна, вас так любят зрители!
– Не меня – моих героинь. За ними меня никто не видит.

В гастрономе «дают» селедку. Раневская восхищенно:
– Боже мой, какая руководящая рыба!
– Почему руководящая, Фаина?
– Толстая и безголовая.

– У Завадского в театре были три сестрицы. Верка Марецкая – ткачиха, я Бабариха, а Орлова хоть Гвидона и не родила, но по заморским странам все время болтается.
– А почему вы-то Бабариха?
– Из-за жопы.

Сидеть голой жопой на голой земле и считать это раем?!

Мужа не нашла, потому что всегда любила в мужчинах то, чего в них не было. Впрочем, они во мне также.

Приятельница жалуется:
– Эта новая мебель такая непрочная. Новый стул буквально разъехался подо мной!
Раневская:
– Не надо было на него садиться.