В моей жизни было несколько вещей, которым я никогда не мог сопротивляться: это были некоторые книги — я не был способен оторваться от них, если они попадали в мои руки, это было женское лицо, которое много лет неизменно — где бы я ни жил и как бы я ни жил — появлялось передо мной, едва я закрывал глаза, это были, ещё непреодолимо притягивающие меня, море и снег; и это было, наконец, ночное пение, гитара или оркестр, кафе или кабаре, и пронзительно печальные звуковые ухабы цыганской песни или русского жалобного романса.
Как большинство по-настоящему думающих людей, он был сильнее в отрицательных суждениях, нежели в положительных.
Я помню звук дождя о деревянный ставень в те ранние часы утра, когда я возвращался с работы и ложился спать; он вызывал во мне воспоминания и ощущения такой глубины, что сколько я ни искал в своей памяти, я не мог найти времени в моей жизни, когда бы этот звук не являлся бы для меня чем-то столь же знакомым, как ощущение моего лежащего тела. И теперь я прислушивался к дождю, как десять и двадцать лет тому назад, и тогда я смутно ощущал мою бессознательную животную связь с бесконечно далёкими предками, с которыми у меня не осталось никакого сходства, кроме этих нескольких, чисто физических повторений, каждое из которых, однако, несло в себе идею почти что бессмертия.
Встречаясь с самыми разными людьми, я нередко завидовал их простодушным убеждениям; большинство из них имели определённые взгляды на всё — политику, роль культуры, искусство. Меня изумляли речи профессиональных политических ораторов, которые чаще всего были наивными и невежественными людьми и так же твёрдо верили в свои программы, как мой старичок-профессор — в несуществующие законы той условной науки, которую он преподавал всю жизнь.
Нет вашей любимой цитаты из "Гайто Газданов. Ночные дороги"? Добавить цитату