Возможно, мы никогда не перестаем сводить всё, что делаем, говорим и во что верим, к этому единственному утверждению: я хочу быть частью чего-то.
Вот как она звучит: я боюсь, что жизнь пройдет мимо. Я боюсь упустить ту вещь, которую мы всегда так решительно расчленяем в серьезных разговорах и постах. Я боюсь внезапно осознать, что я пропустила стежки и швы этой жизни, что мне так отчаянно нужно было сшить лоскутное одеяло, а я ни разу не остановилась, чтобы научиться делать прочный шов.
Этот страх – лишь кульминация мелких страхов. О том, что я не стану той, кем всегда хотела быть. Что я забуду перезвонить, когда это надо сделать. Что я буду упускать вещи – большие и малые, – которые заставляют других людей замирать на месте и говорить: «Это абсолютно все изменило. Это сделало все стоящим». Я хочу такого. Того, что сделает все бесспорно и необъяснимо стоящим.
У меня есть друг, который говорит, что можно либо идти по жизни с полными горстями радости, либо выживать, скрипя зубами, ни разу не посмотрев на сокровища в своих руках. Наверное, мужественные люди задают себе такой вопрос: хочу ли я просто пережить эту неделю – или хочу на этой неделе стать частью чьей-то истории?
Хочешь ли ты стать частью чьей-то истории на этой неделе?
Я ни в коем случае не хотела быть той, другой девушкой. Это была не та героическая программа, которую я составила для себя. Я довольно быстро усвоила, насколько неприятна такая ситуация. Легко окружить себя подругами, которые станут говорить тебе: крепись, в конце концов ты победишь. Они будут сидеть рядом с тобой и препарировать все фото из Фейсбука, проверяя, ближе или дальше друг к другу стоят эти двое, чем на предыдущей фотографии. Я оглядываюсь назад и думаю, что это своего рода безумие – то, что мы живем в культуре, которая приукрашивает привычку красть «кого-то» у другого человека. Внутри этой ситуации нет ничего красивого. В ней очень пусто, особенно когда ты пытаешься заснуть, а истина воркует тебе на ухо: Это просто оказалась не ты, девочка. Это просто не ты.
Не важно, как на это смотреть: это было слепящее глаза крушение поезда, столкновение между двумя людьми, которые не знали, как отказаться друг от друга раз и навсегда. Я думала (и почти каждая клеточка моего мозга стояла навытяжку в ожидании), что он бросит ее. Поэтому я распахнула для него двери, которые поклялась никогда не открывать. Я выложила на стол свои комплексы, точно игральные карты. Я делала вид, что я и есть единственная. Но – нет, я никогда не планировала быть той, другой девушкой.
Всем своим подругам я приводила одно и то же обоснование, почему меня устраивает это пребывание в вакууме: Есть шанс. Нет шанса. Есть шанс. Нет шанса. Теперь я не удивляюсь, что люди так долго медлят, полагая, что серая история как-бы-любви вполне может их устроить: иногда просто хочется получить те крохи, которые нам достаются. Я хотела быть избранной. Я хотела победить. Любовь – вообще не та игра, в которой можно победить, но как же мне этого хотелось!
Мы обе собирали доказательства – и всевозможные улики – в поддержку истины, о которой никто и никогда нас не предупреждал: жизнь – это череда моментов расставания. Только-только начинаешь приспосабливаться к месту, человеку или работе – и тут все меняется, и снова приходится искать точку равновесия. Когда тебе от двадцати до тридцати, такое происходит постоянно, снова и снова. А может быть, это продолжается и после тридцати. И я готова биться об заклад, что этот процесс не прерывается и потом, когда люди становятся старше и друзья начинают ускользать, даже не сказав «прощай», или «я люблю тебя», или «я буду по тебе скучать».
В какой-то момент жизнь хлопает тебя по макушке и вручает список того, что ты можешь сохранить. Этот список удивительно длинен. Ты можешь хранить письма. Ты можешь сохранить упорство в своих попытках. Можешь хранить секреты и верность обещаниям. Можешь хранить стойкость на своем пути. Можешь сохранить у себя его толстовку – ту, которую он бросил на полу в гостиной. Можешь хранить фотографии и воспоминания – но людей сохранить ты не можешь. Люди – не вещи, их сохранить нельзя.
Она написала на обороте обложки: «Пообещай, что ты никогда не забудешь меня, потому что, если я буду думать, что ты меня забудешь, я никогда не уйду». Однажды мы нашли эту цитату в общежитии, вырезанную на старой деревянной койке. И она, увы, потеряла для нас часть своей ценности, когда мы узнали, что первым сказал эти слова Пятачок Винни-Пуху.
Иногда для того, чтобы научиться быть лучшей версией самой себя, нужно долго плюхать по грязи. Никакой красоты. Никакого ритма. Никаких «шаг за шагом» или внятных рецептов. Просто грязь.
Вспоминая все это, я желаю каждому испытывать в жизни такие моменты: моменты, когда осознаешь, что твои руки так невероятно малы, а мир так невозможно велик. И эти два факта никак не складываются. Может быть, признание ничтожности собственных рук – самый первый шаг на пути к изменению чего бы то ни было.
Мне нравилось играть роль, в силу которой, если ты ненадолго уходишь, по возвращении тебя будут ждать картинки и маленькие безделушки. Я даже не пытаюсь говорить это как эгоистка. Я просто хочу быть нужной. Я хочу быть таким человеком, по которому можно скучать, если что-то произошло и жизнь изменилась, а меня больше нет рядом.
Мы были там. Она и я. Я и девушка, одетая в мою одежду. Та, с непокорными волосами. С глазами, которые всегда казались красивее, когда она плакала. Их зелень пропитывалась тогда коричневыми и желтыми оттенками, точно губка, и казалось, будто вокруг ее зрачков нечто электрическое выводит узоры. И эта девушка хотела быть кем-то другим.
Не знаю, хотелось ли тебе такого когда-нибудь. Если нет, я не против того, чтобы навсегда остаться в истории – в истории всех времен – единственным человеком, который жалел о том, что не может поменяться жизнями с кем-нибудь другим. С такой девушкой, которая не думает слишком много, не принимает все слишком близко к сердцу, не ведет себя так, будто все ее существование – двенадцатитрековый CD с извинениями, поставленный на бесконечный повтор. С девушкой, которую часто целуют под дождем, которая из-за обилия своих грандиозных планов забывает купить продукты и порой без всякого повода приносит домой цветы, просто потому что они красивые и ей нравится, как они смотрятся в ее золотых вазах.
Это не так просто, как в те дни, когда мне было пять лет и мы с моей лучшей подружкой притворялись, что обмениваемся прическами, словно они были шлемами на наших головах, перед тем как выбежать на асфальтовую площадку гулять. Она обменивала свои веревочные косички на мою стрижку в стиле сиротки Энни, и нам казалось, что нет ничего прекраснее, чем стать кем-нибудь другим на целые долгие тридцать пять минут. Оказывается, такого рода подвижность и живость воображения достигают пика и начинают тускнеть примерно в возрасте тринадцати лет. И все же в той примерочной я хотела быть кем-то другим. Быть кем-то в пространствах, окружавших меня со всех сторон.
Дорогая ты!
Мы с тобой никогда не были знакомы, так что, пожалуй, со знакомства и следует начать. Прежде чем какие-либо другие слова лягут на эту страницу, тебе следует знать, что наше с тобой время ограничено. Вероятно, мы больше никогда не увидимся после этой единственной встречи. Ты ничего обо мне не узнаешь, кроме складок на этом листке и моего летящего почерка. Мы никогда не будем с тобой сидеть, пить кофе и смеяться старым анекдотам, извлеченным из закромов памяти. Возможно, у нас никогда этого не будет, и мне нужно научиться относиться к этому легко…
Мне трудно. Трудно настолько, что я даже не знаю, как признаться в этом кому-либо из тех, кто меня окружает. Я перебралась в Нью-Йорк всего два месяца назад и до сих пор не привыкла чувствовать себя как дома в его шуме и гаме. Мне кажется, я должна была бы легче погрузиться в эту роль жительницы Нью-Йорка – той, кто не разговаривает, не улыбается, сидит в одиночестве в кофейнях и не испытывает дискомфорта от этого одиночества. Но это не так. Это меня бесит. Я распадаюсь на части. Я вижу девушку и парня, которые встречаются на Центральном вокзале после долгого дня, и что-то внутри меня начинает болезненно ныть. Мне нужно знакомое лицо. Мне нужен кто-то, хоть кто-нибудь, кто сказал бы мне, что я во всем этом не одна.
Я не знаю твоей истории, но это не имеет особого значения, – по крайней мере, не мешает мне желать тебе всяческих благ. Ты этого заслуживаешь – разве ты не знала?
Это немного странно. Это то, чего мы никогда не говорим друг другу – что все мы заслуживаем блага. Что мы заслуживаем самых лучших историй. Что наша жизнь – нечто достойное благоговения, и нам просто очень повезло, что мы сегодня живы и дышим. Это первое, о чем я забываю. Вероятно, это будет первой истиной, которую я отброшу, когда сложу это любовное письмо и уйду. Я продолжу суетиться и спешить как безумная, думая, что, может быть, удастся улучить еще один момент, чтобы сказать другому человеку, как много он на самом деле для меня значит. А потом забуду поднять глаза. И этот день внезапно кончится.
Я не хочу, чтобы ты вот так ускользала из моих пальцев, так что сделай одолжение и узнай правду: ты этого достойна. Ты абсолютно, невероятно достойна этого, и ты была создана для прекрасных вещей. Продолжай идти вперед. Продолжай стараться. Не позволяй никому в этом широком-широком мире даже пытаться загасить тот свет, который ты несешь. Ты должна знать, что он важен. Мир попытается убедить тебя в обратном, но ты не слушай. Пожалуйста! Не надо. Не слушай. Ты – чудо. То, что ты здесь, – важно. Если когда-нибудь начнешь об этом забывать, приди и найди меня.
Пояснение к цитате:
Записка незнакомке
Думаю, этот парень – лишь один из миллионов, продолжающих думать о человеке, с которым мы так и не познакомились, не узнали его поближе, не выпили вместе кофе. Сайты, подобные «Несостоявшимся контактам», пользуются популярностью, потому что (а) мы – люди, (б) мы жаждем контакта и (в) есть нечто неотвязное и прекрасное в мысли о том, что могло бы случиться. Во всех этих «что, если». Во всех «возможно» и «может быть, когда-нибудь».
Я читала «Несостоявшиеся контакты» в тот год чаще, чем мне хотелось бы. По нескольку раз в неделю я прокручивала эти полные надежды сообщения. Однажды я сидела напротив какого-то парня в поезде, возвращавшемся в Бронкс. У него были такие голубые глаза, что их цвет до сир пор не отпускает меня. Я всегда встречалась только с парнями, у которых были голубые глаза. И еще на нем были рабочие ботинки, очень грязные, которые заставили меня подумать об отце. Примерно секунду я думала, что мы могли бы полюбить друг друга, потому что люди вечно твердят, что однажды непременно влюбишься в того, кто сильно похож на твоего отца или твою мать. Он пару раз бросал взгляд в мою сторону. И я тоже посматривала на него. Но на 125-й улице он поднялся, пошел к выходу и не оглянулся. Это было не похоже на сцену из рекламных роликов сотовых компаний. Девушка прижимает номер своего телефона к окну поезда – и ты путешествуешь по мелькающим сценкам: вот они влюбляются, вот женятся, вот воспитывают великого политического лидера… Ничего такого не случилось.
Я в тот вечер зашла в «Несостоявшиеся контакты» поискать голубые глаза. Подумывала запостить объявление: «Я видела тебя в поезде. Мы провели вместе всего десять минут. Сбоку от нас играл ансамбль марьячи. В поезде было полно народа. Спасибо, что внушил мне ощущение, что я там была одна-единственная».
Я его так и не опубликовала. Возможно, однажды я это сделаю. Здорово знать, что существует доска объявлений, которая хранит все надежды, и что все места, где мы оказываемся, и люди, с которыми мы сцепляемся взглядами, и письма, которые мы оставляем, чтобы их нашли другие, – все это не напрасно.
В то время как некоторые люди использовали расстояние как отговорку, для них оно стало решающим фактором. Они восстали против часовых поясов, чтобы доказать, что иногда расстояние – это просто страх, одетый в плохо скроенный призрачный костюм, когда используешь его как предлог, чтобы не быть с человеком. Они доверили свою любовь почтовой службе Соединенных Штатов, надежным людям в синей форме, которые с сознанием долга бросали ответы и страдания, песни и стартовые точки в почтовые ящики вдоль тротуаров.
Догадываюсь, что я была дурочкой, если считала, что ничего никогда не изменится. Мы, вероятно, были наивны, думая, что морщины и растяжки до нас не доберутся, но мы не говорили о расстоянии, или об обязательствах, или о чеках на оплату аренды, когда друг до друга было рукой подать. Мы просто вели себя так, будто наш возраст – чуть за двадцать – был овеян тайной, и глотали горячий шоколад, не давая себе труда считать калории, и ходили ужинать в два часа ночи, зная, что, возможно, такое уже больше никогда не повторится. Невозможно положить эти мгновения в шкатулку. Невозможно удержать людей навсегда. Эти моменты случаются, а потом исчезают.
Думаю, поэтому меня изначально так привлекла эта мысль – писать и оставлять письма. Все это, опять же, возвращается к присутствию. К тому, что ничто не вызывает такого удивительного чувства, как знание, что кто-то где-то думает о тебе. Даже если это всего лишь клочок почтовой бумаги, оставленный в поезде, чтобы его нашел незнакомец. В мире, который дергает тебя, требуя смотреть одновременно в тысячу разных сторон, приятно знать, что кто-то говорит: «Эй, я тебя вижу!»
Нет вашей любимой цитаты из "Ханна Бренчер. Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям"? Добавить цитату