— ... Здорово, когда люди так могут.
— Когда стараются?
— Когда могут заставить себя постараться.
Там, в «Альфавиле», какой-то подонок избил до полусмерти китаянку. И всю её одежду с собой утащил. Очень красивая девочка. Только голая и вся в крови. В её мире не бывает «подготовительных стадий». И про «характер, с которым лучше не торопиться», ей никто не объяснит. Не правда ли?
Если я скажу «не могу ответить» — получится всё равно, что я сказал «да». В юриспруденции это называется «косвенный умысел».
... Эри прижала меня к себе. Но не так, как люди обычно обнимаются. А ОЧЕНЬ крепко. Так, чтобы мы с нею стали одним существом. И не отпускала меня ни на секунду. Как будто знала: стоит ей разжать руки — мы больше никогда на этом свете не встретимся. <...> И тогда я почувствовала, что могу доверить ей свою жизнь. В этой кромешной мгле нас вдруг ничего не разделяло. Все стало единым. По-моему, даже сердца забились в унисон.
... по улицам заполночь всякая дрянь так и шастает.
Секундная стрелка плавно бежит по циферблату. Мир неустанно несется вперед. Причины без остановки рождают следствия, которые оборачиваются очередными причинами. Эта логика не прерывается ни на секунду. По крайней мере, пока.
Какое-то время я боролась за себя, строила свой мирок. И теперь всегда могу спрятаться в том мирке и хоть немного расслабиться. Одна. Как улитка в панцире. Но ведь мне потому и пришлось сооружать этот панцирь, что сама я — беззащитный слизняк. Да и для внешнего мира мой мирок совсем крошечный и ничтожный. Как хижина из картонных ящиков. Ветер дунул посильнее — все тут же и развалилось...
Но в нем была какая-то… искра волшебная, что ли. Он умел из всего извлекать удовольствие.
Лицо открытое и потёртое жизнью, точно старый заслуженный зонтик. <...> Но если вглядеться, есть в этом лице кое-что успокаивающее. Некая врождённая симпатия к окружающим.
Есть такая порода людей: за что ни возьмутся, сразу не получается ничего.
Хотя, конечно, можно сказать, что я просто слабая. Слабая — вот и потащило меня по жизни, как бревно по реке. Нет бы где-нибудь остановиться, нащупать ногами дно, своей дорогой пойти. Да вот не смогла.
— <...> я и в подмётки ей не гожусь. Рост маленький, грудь никакая, рот в пол-лица, волосы торчат...
— Вообще-то, — смеётся Каору, — у людей все эти штуки называются «изюминками».
Играть музыку — почти то же самое, что по небу летать.
В небе, пока ещё тёмном, поблескивает тоненький месяц. С точки зрения огромного мегаполиса, просто удивительно, как такое сокровище болтается всем на обозрение совершенно бесплатно.
Человек вообще начал разгуливать в темноте совсем недавно. Всего полсотни тысяч лет назад. А до этого, как только садилось солнце, все забирались в пещеры и носа не высовывали. В принципе наши биологические часы до сих пор настроены так, чтобы в самое опасное время мы спали.
В глазах Эри — одиночество озёра, над которым нависли свинцовые тучи.