Илия Амирова. Даров не возвращают

Страшно терять свое, но еще страшнее оказалось потерять то, что никогда твоим не будет.

Если не считать себя поверженным, все можно исправить или хотя бы попробовать.

Знания дают такую силу, перед которой ничто все венцы и символы власти.

Жизнь всех под себя ломает, а совесть учит... запоминать бы ее уроки, да только как запомнишь, жить уже и не хочется — больно тяжело даются.

Чувства людские — не более чем красивые оболочки, значение имеют только дела.

Невежество и жестокость стократ отвратительнее в том, кто мог приобщиться к знанию, к пониманию другого живого существа, и не сделал этого.

Брату Севера шестнадцать, самое время делать величайшие глупости.

«Вы делаете историю, мальчики», — говорил им с Ларом Максим. Делают, а как же — из такого дерьма, что и не рассказать. Но история, видно, только из дерьма и делается.

В иные моменты человек всем своим существом чувствует, как мироздание встало на дыбы и вот-вот понесется во весь опор, и только от человека зависит, как повести себя в эту минуту. Можешь бросить повод и визжать от страха, зажмурив глаза, а можешь ухватиться за луку седла и постараться хотя бы не свалиться на землю.

Вовремя совершенное предательство — просто предосторожность.

Что ж, опыт наживается ошибками, слезами, кровью — и погребальными кострами. Иначе никак, видимо. Так говорил отец, ставший вождем почти в тридцать. Так говорил и консул Максим, проигравший свое первое сражение в двадцать пять.

Мать Брена, имперская пленница Сабина, подарила сыну соперницы вторую жизнь, своим молоком выкормила, хотя многие женщины придушили бы младенца, не задумавшись. Дарила ему свою любовь, грела своим теплом — и она, и братишка. Это тепло и удержало, не позволило ему превратиться в обезумевшую скотину вроде Гая Арминия — потому что он всегда знал: они есть, они его ждут.

Объявить себя вождем — просто, а попробуй достойно и умно отправлять обязанности правителя.

Не вам, дурни, ответственность на себя брать! Вот она, цена власти.