Та осина напоминает мне моё детство; она растёт на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что был ребёнком. Ну, теперь я взрослый, талисман не действует.
Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним развернуться может, а он ещё сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.
— Разве человек всегда может громко сказать, всё, что в нём «происходит»?
— А я не вижу, почему нельзя высказать всё, что имеешь на душе.
— ВЫ можете?
— Могу, — отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову.
— Вы счастливее меня.
Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего всё это кажется скорее намёком на какое-то безмерное, где-то существующее счастье, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем?
— Как же собою не дорожить? Если я не имею никакой цены, кому же нужна моя преданность?
— Это уже не моё дело; это дело другого разбирать, какая моя цена. Главное, надо уметь отдаться.
Базаров утверждал, что люди одинаковые и что у каждого одна и та же селезёнка.
Кусок мяса лучше куска хлеба даже с химической точки зрения.
И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштрудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это всё романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдём лучше смотреть жука.
Нигде время так не бежит, как в России; в тюрьме, говорят, оно бежит ещё скорее.