Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой

Главным потрясением оказалась не сама необходимость надеть очки, а то, что я после этого увидела.
— Бой, я не буду их носить!
— Почему?
Наверное, он подумал, что слышит просто каприз строптивой Коко, однако я разревелась.
— В чем дело? Тебе идут очки, поверь. Твое лицо ничем не испортишь. Так даже оригинальней.
— Да я не поэтому.
— Тогда что?
— Люди уродливы, Бой. Они такие некрасивые, без очков я этого не видела.

Но я в очередной раз убедилась, что если не видишь выхода из положения, поступай нелогично и именно это окажется выходом.

Мода — это то, что можно носить, что с подиумов выйдет на улицу, что станут копировать, чему будут подражать. А мешки из-под картошки — театральные костюмы. Господа, не смешивайте театр и жизнь, это не одно и то же.

Если тебе не подходит то, что носят все, разве это не повод, чтобы изменить моду?
Нет, не повод. Это причина!

Как можно так безмятежно улыбаться, когда на душе не то что кошки — целые тигры скребли? Кого я пыталась обмануть, окружающих или все же себя?

Почему нужно подчиняться общим правилам, если они меня не устраивают? Почему нужно быть благовоспитанной, выйти замуж, нарожать детей и всю жизнь тянуть свою лямку, эту же жизнь проклиная? Почему нужно зависеть от мужчин, от всеобщего мнения, много от чего? Почему нужно быть как все?

Я пошла к акушерке. Лучше взять на себя грех перед не родившимся ребенком, чем всю жизнь стыдливо отводить глаза перед рожденным вместо ответа на вопрос об отце.

Через много лет моя Адриенна стала баронессой Нексон, а я так и осталась Мадемуазель Шанель, правда, с добавкой «Великая».

Когда однажды через много лет мне пригрозили тюрьмой, я ответила, что свое уже отсидела. Тот, кто спрашивал, не понял, о чем я, широко раскрылись глаза:
— Вы, мадемуазель? За что?!
— За инакомыслие.
Разве тюрьма — только где решетки на окнах? Нет, это там, где зарешечены возможности.

Если честно, то я никаких угрызений совести не испытывала. Разве может страдать пойманный узник при воспоминании о своей тюрьме?

У бабушки были роскошные волосы, когда она их распускала, волосы покрывали густой волной всю спину. Дед до старости ревновал жену и терпеть не мог вида распущенных волос, все казалось, что пытается кого-то соблазнить. Однажды после безобразного выговора (далеко не кроткий нрав у меня от деда, он резок и несдержан на язык) бабушка отрезала свою косу и с тех пор постоянно ходила в чепчике.

Детские обиды самые сильные и помнятся дольше других, потому что дети обижаются сердцем, а взрослые разумом. Разум способен победить обиду, сердце — нет, на нем остаются шрамы, которые не расправишь, как складки на ткани.