Наталья Игнатова. Охотник за смертью

Он не умел любить по-другому. Ну и что? Зато другие не умели любить так, как он.

Тебе кажется, что ни с кем и никогда такого не случалось, кажется, что ты, — единственная, и он — один, и никогда не нужно будет другого. Но время идет, и все меняется, и чувства, точно такие же, могут увлечь совсем к другому человеку, а ты даже не узнаешь их — тех же самых! — и снова станешь думать, что это только твое и только для тебя. А еще чувства могут угаснуть. А еще... да много чего еще может случиться, главное помнить: проходит все.

Если уж охота людям верить во всякие глупости, то незачем им мешать.

Память — она капризна и своевольна, ей не прикажешь: вот этим любуйся, а вот от этого отвернись и никогда не обращай туда взгляд. Память берет тебя за волосы и бьет лицом о стену воспоминаний.

Всегда нужно знать, какую боль причиняешь тому, кого любишь. Чтобы сто раз подумать, прежде чем сделать это.

И с рассветом пришло безумие.

Любить и знать, что ты тоже любим, и быть уверенным в том, что любовь твоя, какой бы странной она не выглядела, все равно прекрасна – это наполняет жизнь смыслом. До краев. До щемящей и радостной боли в сердце.

Кто-то когда-то сказал, что любовь — это желание обладать. Наверное, так оно и есть.

Люди, они такие странные, они делают простое сложным и все время стараются усложнить то, что сделали, чтобы окончательно запутаться самим и запутать всех других.

— Ну, так лети, пока можешь летать! Быстрее! Еще быстрее! Подойди к пределу и перешагни его – вперед, в пропасть, в полет, на камни внизу или в небо над головой...

... рыжий занят самым важным делом на свете — он думает ни о чем.

Но до чего же все-таки гибкая у человека психика. Особенно у человека ленивого. Хомо-ленивиус... Не-ет, хомо мегаленивиус! В любой ситуации умудряется найти хорошую сторону, по принципу — лишь бы не работать.

В поисках свободы, в неведомой ранее жажде видеть небо, – всегда видеть небо, дышать им, пить сухой холод...

– Он хороший парень, да? – сумасшедший смешок обжег ей ухо. – Обменял Вселенную на девчонку. Кто ты ему? Сестра? Дочь?
– Заткнись, – прошептала Маришка.
– Дура! – зло бросил Зверь. – Из за тебя жертвуют целым долбаным миром, а ты рыдаешь о детской влюбленности.

Кровь сказывается – дурная кровь, проклятая и очень уж горячая. Тело она не согревает, зато душу жжет.

Люди без души не способны чувствовать. Неважно, о каких чувствах речь. Они ведь живые, так что лишены даже обычной для мертвецов ненависти ко всем, кто еще не умер. И точно так же недоступны им и похоть, и любовь, и злоба, и зависть – и все, что еще можно вспомнить.