Девушки, когда они влюблены, только кажутся глупыми, потому что они ничего в это время не слышат.

Возможно, придет время, когда люди научатся распознавать зрелость характера и будут говорить: вот это настоящий мужчина, хотя ему всего четырнадцать лет. По воле случая и судьбы он стал зрелым человеком, который трезво оценивает себя, знает, что такое ответственность и чувство долга. Но пока это время не пришло, мерилом будут служить возраст и рост.

Никогда не узнаешь, как это девчонка в какой-то миг становится вдруг рысью. На этом мужчина и попадается.

Некоторые сознательно выбирают такую судьбу: они, как безумные, жаждут, чтобы вид за окном менялся каждую неделю, каждый месяц, каждый год, но с возрастом начинают сознавать, что всего лишь коллекционируют никчемные дороги и ненужные города, не более основательные, чем киношные декорации, и провожают глазами людей-манекенов, которые мелькают в витринах за окном медленного ночного поезда.

Это цветок без аромата, — замечали старики. — Нынче многие девушки похожи на такие цветы. Дотронешься — а они бумажные…

Они сорвали гроздь винограда с шершавой дикой лозы. Посмотришь на ягоду против солнца — в ней отчетливо проступают виноградные мысли, погруженные в густо-янтарную мякоть, горячие семена раздумий, накопившиеся у лозы за долгие послеполуденные часы одиночества и растительного созерцания.

Поцелуй — это лишь первая нотка первого такта. А дальше пойдет симфония, но может случиться и какофония...

А сам думал: пой под окнами, пой под яблонями, пой во дворе, пока гитарные аккорды не достигнут её слуха, пока у неё не польются слёзы. Заставишь женщину плакать — считай, ты победил. Всю её гордыню как рукой снимет, и музыка тебе в этом поможет.

Мать разрывалась между двумя правдами. Ведь у детей своя правда — неискушённая, одномерная, а у неё своя, житейская, слишком обнажённая, мрачная и всеохватная, чтобы открыть её милым несмышлёным созданиям, которые с заливистым смехом бегут в развивающихся ситцевых платьицах навстречу своему десятилетнему миру.

Память все на свой лад переиначивает. Умножает на два, на три, а то и на четыре.

Нужно просто вырасти таким человеком, который смотрит на мир открытыми глазами и не обманывается. В таком случае даже людское вероломство покажется забавным, не более того. Когда поймешь, что в человеческой природе всегда есть частица зла, тебе будет легче выстоять.

Ему исполнилось всего лишь двадцать, и с каждой женщиной, что сидела на крыльце, когда он шел мимо, или махала рукой из автобуса, его связывал несостоявшийся роман.

— Зачем вообще нужна эта любовь?
— Ну как же? Она, можно сказать, смазочное масло. Трение устраняет. Ведь в жизни как: то на чей-то локоть напорешься, то сам кому-нибудь ногу отдавишь. Люди почем зря мутузят друг друга поварежками, причем без злого умысла, а потому надо заранее погрузиться в эту купель с чистейшим маслом, иначе далеко не уедешь. Тормоза сгорят на первой же миле.

Кто перестал удивляться, тот перестал любить, а перестал любить — считай, у тебя и жизни нет, а у кого жизни нет, Дуглас, дружище, — тот, считай, сошел в могилу.