Я часто задумываюсь, что же в действительности происходит в нашем сознании, когда мы возвращаемся в давно забытые места. Как устроена перспектива памяти? Может, взрослый корректирует картинку, увиденную глазами ребенка, или мозг сохраняет только застывший слепок, окаменевшие останки того, что когда-то было таким родным?
Любая история, рассказанная о себе самом, может быть рассказана только в прошедшем времени. Она раскручивается в обратном направлении, с той точки, где человек находится сейчас, но уже не как участник, а как зритель, решивший заговорить. Дорога позади него помечена камешками вроде тех, что вначале кидал Гензель. Но вскоре эту дорогу уже не найти, потому что камешки кончились.
Любую переписку непременно пронизывают незримые скважины, черные дыры недосказанного.
Меня охватило ощущение непостижимости бытия. Разве можно осознать, что значит быть живым? И что такое разум, осознать тоже невозможно. Ничего само собой разумеющегося на свете просто не существует.
Понимаешь, если твой внутренний голос говорит тебе «Не надо!» и от этого твое желание становится менее внятным, если ты в чем-то не уверен, не делай ни в коем случае.
Мы зачастую восхищаемся чужой легкостью. Люди легкие, ничем не обремененные, которые не ходят, а парят, привлекают нас тем, что обычные тяготы и тяготения будто бы над ними не властны. Их беспечность мы принимаем за счастье.
Ослепленные любовью люди часто кажутся смешными со стороны, и их друзья, у которых этот период давно позади, испытывают острейшую неловкость, очутившись в атмосфере непрестанного воркования, объятий и поцелуев.