Пятилетняя малышка, идущая рядом с красивым мужчиной мимо фонтана, скажет ему:
– Папочка, ты меня сильно-сильно любишь?
– Ну, конечно, деточка! – ответит он ей...
– И никогда-никогда не разлюбишь меня?
– Никогда-никогда! – серьёзно пообещает он.
– И всегда-всегда будешь рядом?
– Даже если я не всегда-всегда буду рядом, то ты сможешь мне позвонить и сказать: «Папа, привет!» – объяснит он.
– И что тогда? – хитро прищурится она.
– И тогда я буду счастлив.
Купить книгу:
ЛитРес 199 ₽
Все чаще слышу от, казалось бы, умных женщин: «Ах, мой отец, когда мне было четырнадцать, сказал, что у меня толстые бедра! С тех пор вся моя жизнь наперекосяк!» Или что-нибудь в этом роде, не менее «трагическое».
Целый пласт субкультуры – винить отцов и матерей. А между тем виноват ли холст в том, что картина теперь просто дырку на обоях закрывает? Но вспомните, тогда он был ПАПА. А теперь – отец.
Папа – это отлично! Как зонтик в дождь. Но сами-то, поди, не сахарные, да? Желаю вам того изначального дара, по меткому замечанию Бродского, «освобождающего человеческое сознание для независимости, на которую оно природой и историей обречено и которую воспринимает как одиночество».
Себя изучать интереснее. Винить, что правда, некого… Что очень неудобно. Но и речь ведь идет не об удобстве, а о счастье, не так ли?
Желаю вам прекрасного одиночества.
Чудесное слово «папа». Гораздо лучше жёсткого, колючего – «отец». «Папа» – это домашнее. Как любимая пижама. Как покой. Как чашка горячего чаю с лимоном после ледяного косого ливня. «Папа!» – и тебя уже ничего не тревожит. «Папа!» – и тебе уже ничего не надо решать – всё решат за тебя. Каждой девочке нужен папа. Папа. А не слово.
Подростки ещё более жестоки, чем дети. Ещё не избавились от детской жестокости, но уже обзавелись взрослой. И ещё не научились эту взрослую жестокость скрывать. Берегитесь подростков. Они как та японская рыба, если не уметь её готовить...
Но отчего же мне так невыносимо пронзительно будет смотреть вслед этому красивому мужчине, за руку которого крепко-крепко держится пятилетняя малышка? Почему же меня охватит совершенно животная тоска, и сердце забьётся сильнее, и вспотеют ладони, и что-то оборвётся в солнечном сплетении, заставив схватиться за телефон, чуть не в панической атаке набрать номер и проговорить в трубку быстро-быстро:
– Папа, привет! Ты меня сильно-сильно любишь?
– Ну, конечно, деточка! – услышу я в ответ.
«Пусть это слышит каждая девочка. Пять ей, сорок четыре или семьдесят. Пусть мир девочек покоится на плечах пап!» – подумаю я и тут же сама над собой рассмеюсь за это пафосное заклинание.
Если бы он это слышал, он бы умер ещё раз. Просто бы лопнул от гордости. И жена с детьми так бы и сидели, заляпанные его глубоким внутренним миром.
— Врёте?
— Если бы я врала, я бы обманывала.
— В чём разница?
— В элегантности. Слово «обман» куда элегантнее слова «враньё». Врать — ещё к лицу двадцатилетним мальчикам. Сорокачетырёхлетняя женщина во вранье будет выглядеть нелепо. Она может позволить себе только обман. И то лишь изредка. В качестве вечернего наряда в компании взрослых мужчин, уже давно знающих, что не всё то Англия, что тауэр.
Нет вашей любимой цитаты из "Татьяна Соломатина. Папа"? Добавить цитату