Уильям Фолкнер. Шум и ярость

Ибо победить не дано человеку... <...> Даже и сразиться не дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство своё и отчаянье; победа же — иллюзия философов и дураков.

К человеку лучше подойти с его меркой. Подойти и отойти.

И снова раздался плач Бена, звук безнадежный и длинный. Шум. Ничего более. Как если бы — игрой соединения планет — все горе, утесненье всех времен обрело на миг голос.

– Продолжайте хотеть, – говорю. – Хотение – вещь безобидная.

... человек – это совокупность его бед.

Все сразу заговорили — горячо, наперебой, запальчиво, нереальное обращая в возможное, затем в вероятное, затем в неоспоримый факт, как это у людей всегда выходит, когда они желания облекают в слова.

Часы — убийцы времени. Отщёлкиваемое колёсиками время мертво и оживает, лишь когда часы остановились.

Слабое здоровье — первопричина жизни вообще. В недуге рождены, вскормлены тленом, подлежим распаду.

Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет.

Нелегко осознать, что любовь ли, горесть — лишь бумажки, боны, наобум приобретенные, и срок им истечет — хочешь не хочешь, — и их аннулируют без всякого предупреждения, заменят тебя другим каким-нибудь наличным выпуском божьего займа.

Человек — сумма того и сего. Задачка на смешанные дроби с грязью, длинно и нудно сводимая к жизненному нулю — тупику страсти и праха.

По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.

Копеечные развлечения врачуют успешней Христа.