Velvetoscar. Young and beautiful

Некоторые сломанные вещи нельзя починить

И когда наступит 'чересчур'? Где находится граница...?

Я не люблю, когда люди говорят, что мне что-то понравится, мне нужно решить самому. Более того, — добавляет Луи, — теперь я намеренно его не люблю.

— В лучах солнца они смотрелись бы лучше, — говорит Луи. — Сейчас слишком темно. Они выглядят тусклыми.

— Нет. Сумрак делает их особенными.

— Едва ли. Сумрак делает их слабее. Вот если бы они стояли здесь, открытые, освещаемые солнцем, тогда я бы начал их уважать. Солнце выйдет, я тут как тут.

Задумчивое выражение лица Гарри превращается в раздраженное.

— Яркое солнце раздевает их и не оставляет ничего интересного. Они на обозрении. Для воображения ниичего не остается. Они скучные.

— Не скучные. Храбрые. Им нечего скрывать. Мне нравятся красивые солнечные цветы, способные показать все свои лепестки. — Луи понятия не имеет о чем говорит, почему они вообще о таком разговаривают, но Гарри смотрит на него так, будто понимает и обдумывает его слова, поэтому Луи не извиняется за чушь, которую он сказал, и смотрит на лилово-голубое небо, замечает появляющиеся дорожки звезд.

— Ох, а ты значит не скучный?
— Я много кто, Луи Томлинсон, — отвечает Гарри, — кто угодно, но уж точно не скучный.

— Я заметил, что ты фанат страшных птичьих клеток, — говорит Луи.
— Они не мои. Я их ненавижу.
— Что? Почему?
— Я люблю свободу.

За первое придется нести ответственность, а второе — безрассудно. Луи всегда считал, что безрассудство — его второе я.

Теперь все, о чем он думает — это завтрашний день.

Ты наблюдаешь, как люди любят тебя и никого не любишь в ответ.

Полдень — это рано. Любое время суток с солнцем на небе — рано.

Шампанское — это напиток Дьявола. Оно вкусное, оно веселит и любит тебя, и если Дьявола спросят, что он любит пить, он даст вам бутылку шампанского.

Но почему никто не видит? Почему никто не замечает поверхностное поведение, фальшивую детскую невинность, холодность и его нервирующую способность превращать безэмоциональность в широчайшую улыбку за миллисекунду?

— Мне нравится, что у тебя нет никаких границ. Говоришь, что хочешь и кому хочешь. Это круто, — спокойно произносит он, заставляя Луи улыбнуться.
— Иногда у меня из-за этого проблемы.

— Где твои манеры, Луи Томлинсон?
— Мне не нужны манеры. Я говорю, что думаю, и думаю, что говорю. И мне плевать, что подумают другие. Попробуй жить так же, вдруг понравится.

Независимо от того, кем Луи станет, он определенно не должен упускать эту возможность. Даже если он не особо уверен, как. Или с чего начать. Или куда это приведет. Или к чему он хочет это привести.

— Ты очень... уверен в себе, — ухмыльнулся Луи, непроизвольно поднимая брови.
— А почему я не должен быть уверен? — широко улыбнулся.

И правда, почему нет.